Костёр 1972-01, страница 57

роне обложки увидел выцветшую надпись:

иЗъ Книгъ Петра дехмана 1803 2 Класа кто возметъ Песпросу тотъ будетъ безносу Кто возметъ Просом Тотъ будетъ сносомъ.

Узнал? Вот ведь, оказывается, сколько лет этому школьному стишку!

Посмеялись мы тогда. Стали вспоминать другие подобные стишки. Например: Пифагоровы штаны Во все стороны равны —

тоже' старое, задолго до революции известное.

Много лет прошло с той поездки. Забыл я совсем и Сквор-цова Гришку и неведомого второклассника Петра Дехмана. Я стал профессиональным литератором. Однажды попросили меня съездить в Новгород с одним венгерским писателем. Новгород — моя родина, я там давно не был, и я с радостью согласился.

И вот мы в Новгородском Кремле. Осматриваем белокаменный Софийский собор, Грановитую палату. Потом, конечно, идем в музей. Медленно бродим от витрины к витрине, разглядываем экспонаты. Особенно долго стоим возле берестяных грамот. Их только в послевоенные годы начали находить при археологических раскопках.

До знакомства с берестяными грамотами ученые думали, что читать и писать в древней Руси могли лишь очень немногие— зажиточные купцы, бояре, монахи. Оказалось — судя по содержанию берест — грамотным был чуть ли не каждый новгородец. И ремесленники, и крестьяне, и посадские люди.

Значит, было немало каких-то школ и, если не учебников, то каких-то учебных пособий. В одной из раскопок попалась азбука, вырезанная на можжевеловой доске. Обнаружили несколько азбук и ученических

записей на бересте, нашли рисунки с подписями маленького мальчика Онфима. На одной бересте оказалась записанной загадка.

Я все это рассказываю гостю, переводчица переводит, а гость внимательно слушает.

Теперь, говорю, давайте почитаем эти бересты. Вот, например: «От Бориса ко Настасий. Како приде ся грамота, тако пришли ми цоловек на жерепце, зане ми здесе дел много. Да пришли сороцицу, сороцице забыле». Вот, забыл человек рубашку — и пишет жене. Значит, не только мужчины, но даже и женщины в древнем Новгороде учились.

Или вот еще... Постойте, постойте! — кричу и хватаю писателя за рукав. Видите? .. Невежа писа, недума каза, а хто се цита... То есть: «невежа писал, недума сказал, а кто это читал. ..»

Я переписал это в свой блокнот (на витрине, конечно, копия была, с прорисованными буквами).

В Ленинграде сразу же побежал в Публичную библиотеку и взял книгу профессора А. В. Арциховского «Новгородские грамоты на бересте. Из раскопок 1952 года». Эта грамота значится под № 46 и выглядит так: НВЖПСНДМКЗАТСЦТ Е Е А ИАЕУАААХОЕИА

Вот что пишет о ней профессор:

«На первый взгляд грамота производит впечатление шифрованной: но это не шифр, дело обстоит проще. Когда я попробовал связать буквы первой и второй строк по вертикали, смысл сразу обнаружился...» Конец фразы оторван, там, видимо, стояли бранные слова. «В целом это типичная школьная шутка»,—замечает ученый.

Грамота найдена на глубине 2,89 метра, на откопанной деревянной мостовой Великой улицы. Шутка эта, по определению специалистов, состоялась в конце XIII или в начале XIV века... Чуть ли не шестьсот лет назад.

А не было ли у Гришки Скворцова еще более древнего предшественника? Ты, наверно, читал книжку советского историка С. Я. Лурье «Письмо греческого мальчика», — она в нашей стране не раз издавалась. Автор рассказывает в этой книжке о папирусе, который подарил ему один американский ученый, о том, как он расшифровывал этот папирус, и о мальчике Феоне, который на этом папирусе написал письмо своему отцу. Читаем:

«Феон скучает. Он оглядывает знакомое школьное помещение, высокие облупившиеся колонны, кончающиеся наверху причудливыми листьями, длинные скучные скамьи, статую богини Клио, покровительницы наук, и несколько других статуй, поменьше; в углу желтый исцарапанный шкаф, в котором учитель хранит папирусные свитки. Потом Феон переводит взгляд на белую, плохо оштукатуренную стену со следами надписей, сделанных проказливыми учениками и кое-как стертых по приказу учителя. В углу уже красуется новая надпись:

анагигноске анотате прос та дексиа

читай на самом верху справа