Костёр 1972-03, страница 57
А вот что сказал по этому поводу Борис Майоров, заслуженный мастер спорта, олимпийский чемпион, тренер молодежной сборной команды СССР по хоккею с шайбой. Не знаю, как для кого, а для меня с братом Женькой (мы — близнецы) первым хоккейным университетом было известное многим москвичам Ширяево поле. И клюшки-то мы взяли впервые в руки под впечатлением женского хоккея. Здесь в послевоенные годы часто тренировались женские команды по хоккею с мячом, и нам, тогда еще десятилетним мальчишкам, «мужское достоинство» не позволяло отставать. И сейчас отчетливо помню тот день, когда впервые послал клюшкой мяч в ворота, защищаемые на разминке... девушкой. Уверен, что «слабый пол» нынче незаслуженно отстранен от динамичной, увлекательной игры — от русского хоккея. Уверен, что игры женских команд и сейчас доставили бы удовольствие не только их участницам, но и зрителям. И, кто знает, не дадут ли они путевку в спорт сотням мальчишек и девчонок, как это было со мной и с моим братом. Вспоминает бывший защитник сборной хоккейной команды Ленинграда, скульптор Нина Николаевна Ко-венчук. (На фото она стоит вторая слева) С конца двадцатых годов я работала в «Красной газете». У нас на стадионе печатников мы могли заниматься различными видами спорта. Я любила греблю, некоторые виды легкой атлетики и теннис. А когда организовались женские команды хоккея с мячом, я тоже решила записаться. У меня сразу появилось одинна дцать друзей. Тренировались мы два раза в неделю после работы. Оказалось, что на катке можно проводить время поинтересней, чем просто бегать от забора к забору. От каждого удачного удара чувствуешь большое удовлетворение и видишь вокруг возбужденные игрой улыбающиеся лица друзей. Каждое воскресенье у нас была игра. Женские команды по расписанию играли рано утром. И вот мы ставили будильник на семь утра и затемно ехали куда-ни-будь в Мурзинку на стадион «Большевик» или на «Красный треугольник». Когда нашу команду привезли первый раз на стадион «Динамо», в раздевалке мы встретили наших противников. Они пришли посмотреть, с кем им придется играть. Все такие рослые и самоуверенные, и кто-то из них презрительно сказал: «Что это, детей привезли». А другая добавила: «Снетки». А во время игры «снетки» показали себя. Самая маленькая, Тося Андреева, сумела проскользнуть между широко расставленных ног высокой Налимовой и забить мяч в ворота. А какое волнение мы испытывали перед каждой игрой, а как после игры мы шумели, радовались и шалили, а когда ехали обратно в трамвае, засыпали, положив головы на плечи соседки, а потом всю неделю вспоминали и переживали игру. А когда четверо из нашей команды, в том числе и я, попали в сборную города, стало еще интереснее. Мы поехали в Куйбышев на первенство «Спартака». Помню когда нас везли по главной улице города, между домами был натянут стяг «ПРИВЕТ ЛЕНИНГРАДСКИМ ХОККЕИСТКАМ!». Игры были посвящены 8-му Марта. После матча мы пошли на Волгу и с подветренной стороны загорали на барже. Вспоминать это все очень приятно. Но участвовать в этом было еще приятнее! % Из собрания Е. Налмановича Рисунки М. Беломлинского 1 '*"гП Ь. В ПОИСКАХ ВДОХНОВЕНИЯ Естествоиспытатель Бюффон (1707— 1788), готовясь писать, наряжался как на бал. В завитом и напудренном парике, при шпаге и в кружевных манжетах, он торжественно шествовал из комнаты в комнату. В каждой стоял стол с письменным прибором. Ученый на минутку присаживался, набрасывал несколько строк, затем так же медленно и чинно двигался дальше. ЭЙНШТЕЙН В РОЛИ УЧЕНИКА Великий ученый Альберт Эйнштейн в часы досуга любил играть на скрипке. Музыкой с ним нередко занимался известный пианист Шнабель. Когда Эйнштейн сбивался с такта, Шнабель сердился и кричал своему ученику: — Вся ваша беда состоит в том, что вы никак не научитесь | считать до четырех! I V\ri (ж m «КНИГА ГЛУПЦОВ» У французского короля Генриха IV был любимый шут, который вел «Книгу глупцов», куда записывал нелепые случаи и промахи, совершаемые придворными. Однажды путешествующий купец был принят королем, долго беседовал с ним и, получив от Генриха крупную сумму на покупку для французского двора скакунов в Аравии, отбыл. Шут тотчас же записал имя короля в свою толстую книгу. — Почему ты записал меня в книгу? — спросил Генрих. — Вряд ли было мудро отдать деньги человеку, которого, по всей вероятности, больше никогда не увидишь! — Ну, а если все-таки... — Тогда я вычеркну твое имя — и впишу его! №1 'С, |
