Костёр 1972-04, страница 16
Я говорю: — Воспитание! — Это просто ужас! — говорит Ляпкина. — Никакого уважения! — Уважение! 1— говорю я. — Это не уважение! Это отрицание! Всего святого! — Какой святой? — спрашиваю. — Мой отец не святой! Ляпкина хватается за голову. За свои локоны, похожие на сосиски. — Ужас! — восклицает она. — Куда ты идешь? Куда? — В кино, — говорю я. — С Иосифом! Я нарочно говорю: «с Иосифом». — Ужас! — восклицает она. — Ты ребенок или не ребенок? — Не ребенок! — говорю я. — Я Юра. А мой папа Иосиф. Она поднимает над головой руки и так, с поднятыми руками, поворачивается ко мне спиной и уходит. Когда Ляпкина рассказывает об этом маме, мама смеется. «Ах, оставьте его! — говорит мама. — Ему так нравится. И Иосифу нравится. У них с отцом особые отношения». Ляпкина никак не могла понять, какие у нас с отцом отношения. Откуда ей понять? Во всяком случае, меня никогда не порют. А Ляпкин своего сына порет. Хотя он называет отца только «папа». Что лучше, по-вашему? Когда называют отца папой и он тебя порет или когда его называют Иосифом и он тебя не порет? Вот то-то и оно! У нас с отцом совсем особые отношения. Товарищеские. А с «Иосифом» у нас была целая история. Не просто же так, ни с того ни с сего, стал я звать его Иосифом. Тут секрет! Сейчас я вам расскажу. Один раз я слышал, как мама читала отцу стихи. Вот с этими стихами и случилась история. Стихи написал один известный поэт, и что самое интересное — его тоже звали Иосифом: этот поэт был Иосиф Уткин. Очень хорошие стихи он писал. В одном стихотворении у него такие строчки: И взгляд подслепый бросив, Старуха обмерла: Иосиф, ах Иосиф! Я так тебя ждала! Очень трогательные стихи! В этих стихах описывается, как одна мать ждала своего сына. Она очень долго его ждала, а он все не приходил. А она его очень любила, конечно, ей без него было плохо. Трудное время было, она голодала. Разруха, война и так далее. И сын был где-то далеко, кажется, на фронте. И вдруг он пришел! Вы представляете, какая радость была для матери? Она уже совсем было ослепла. Все свои глаза слезами выплакала. И вдруг он приходит! Вот тут она и сказала ему: Иосиф, ах Иосиф! Я так тебя ждала! Эти стихи я сразу запомнил. Хотя я их вовсе не заучивал, один раз только слышал, как мама читала. Стихи мне очень понравились! Во-первых, потому, что это трогательные стихи. А во-вторых, вы догадываетесь почему? Потому что там сказано «Иосиф»! Так тепло сказано. Хотя Иосиф там вовсе не отец, а сын. Совсем наоборот! Но не в этом дело. Дело в том, что я эти стихи один раз здорово прочитал... Я вам уже говорил, что мой отец всегда поздно приходил с работы. Мы с мамой к этому, в общем-то, привыкли. Но один раз отец хотел прийти пораньше. Мы должны были с ним идти в кино. Мы давно хотели с ним пойти в кино, и все как-то не удавалось. А тут уж мы решили пойти твердо. Во что бы то ни стало! Вот я отца и ждал. Ждал долго-долго, весь день. А он все не приходил. Уже давно ночь наступила, и я уже хотел спать ложиться — как вдруг — представляете: он входит! Усталый и грустный. И тут я подошел к нему и говорю: И взгляд подслепый бросив, Старуха обмерла: Иосиф, ах Иосиф! Я так тебя ждала! Вот это был номер! Он сразу схватил меня в охапку, закинул на спину и стал катать по комнате на спине! И хохотал! И я хохотал! И мама хохотала! Мы все хохотали! До глубокой ночи! В тот вечер мы должны были идти в кино, в клуб ВЦИКа, мы об этом давно мечтали, и кино должно было быть замечательным, но мы не пошли в кино! Потому что было уже поздно! Это во-первых! А во-вторых, мы в этот момент вдруг забыли про кино! Мы просто сидели, пили чай и хохотали! И так, смеясь, легли спать. А всего-то стихи были в этом виноваты! Вот что могут сделать с человеком стихи! Конечно, если они талантливые. И если их вовремя вспомнить. Вспомнить к месту. Второе письмо В оровскому На другое утро я пошел и проверил — где мое письмо, которое я написал Воровскому... Письма на месте не было! Значит, он его взял и прочел! Вот что интересно! Я посмотрел на Воровского — и он мне подмигнул, честное слово! Хотя стоял с таким видом, — как будто никакого письма не читал! Но это он нарочно делал такой вид, чтобы никто не знал о нашей переписке. Это же ясно! Молодец, Воровский! И тогда я сразу побежал домой и написал ему еще одно письмо. Я написал: «Дорогой товарищ Воровский! Хорошо, что ты прочитал мое письмо. Если тебе трудно, ты не отвечай. А я все равно буду писать. Часто. Чтобы тебе было веселей. Чтоб ты знал, что у нас бывает. Вот Ляпкин-ма-ленький дразнит немку «Гизи-Дризи». И это плохо. Я Ляпкину сказал. Когда мы делали ковер на снегу, ее не хотели в игру взять. Говорят, что она девчонка. Ну и что же, что девчонка? Что тут плохого? А потом, она гость. А гостя дразнить нельзя. Жалко, что я на кухне поскользнулся. Теперь не знаю, как мне быть. Мне очень хочется с ней играть. Но это секрет. До свидания. Юра». Это письмо я тоже положил на пьедестал. Так, чтобы видел только Воровский, а больше никто. Красная девица Каждая глава всегда начинается с красной строки. То есть с большой буквы, немного отступя от края. Начнешь с красной строки и жмешь до конца, пока не сказал все, о чем хотел сказать. Так же я буду писать и эту главу. И все-таки эта глава особенная: я начинаю ее с красной строки, чтобы поговорить обо всем красном! Какой цвет самый лучший? Ясно, что красный! Это я так считаю. И не только я. Мой отец так считал. И мама. И все их друзья. И мои друзья тоже — Вовка, например. И Гизи. И еще тысячи и миллионы других людей. Может быть, кто-нибудь скажет, что красный цвет не самый лучший? Вполне это допускаю. Допускаю, что где-нибудь на другом конце земли в почете какой-нибудь другой цвет. Но у нас, у русских, всегда в почете был именно красный цвет. Красным наш народ всегда называл все самое лучшее: так повелось с древнейших времен. Недаром солнышко в сказке всегда называлось не желтым или оранжевым, а именно красным. Хотя красным оно бывает только на восходе или на закате или в сильный мороз. 14 |
