Костёр 1972-04, страница 40

вали картофель и другие овощи на каждом незамещенном клочке земли.

С волнением приближаюсь к круглому зданию цирка. Вот оно, так хорошо знакомое и — неузнаваемое. Зияет темная пробоина в купольной крыше. Изрешечены осколками некогда гладкие стены. Вместо афиш на них темно-синие прямоугольники с надписью: «Во время обстрела эта сторона улицы наиболее опасна».

Остановился и огляделся кругом. На мосту выбита часть решетки. Здесь, в центре города, тоже рвались снаряды...

Возможно ли забыть такое время?!

Оказалось, что известие о моем дебюте в качестве инспектора манежа в Казанском цирке дошло до Москвы, а оттуда и до Ленинграда. По отзывам, я «прошел» в Казани на отлично, и вот теперь мне предлагали тем же самым заняться здесь — участвовать в подготовке и открывать первую послеблокадную программу.

Что и говорить, я был и взволнован и растроган, а признаться, и не на шутку напуган. Справлюсь ли?..

Ведь я режиссер-инспектор манежа, значит, в первую голову буду отвечать за то, как пройдет столь ответственное представление. Ну, а мой опыт в этой роли, как говорится, без году неделя.

Об отказе не могло быть и речи. Нужно было видеть, как день и ночь трудились те, кого сумела собрать дирекция цирка в Ленинграде. Я получил комнатенку в общежитии, которое только недавно начали протапливать, и взялся за работу.

Стараниями дирекции, при помощи военного начальства, удалось вернуть в цирк кое-кого из старых его работников, возраста далеко уже не призывного, что служили в городе в тыловых частях и госпиталях. Иных ветеранов цирка уже не было в живых, другие разъехались, и найти их не представлялось сейчас возможным.

Но особенно остро стоял вопрос о молодежи. Униформисты, например, всегда были, в большинстве, молодыми. Где их взять?

Пришлось пойти на невиданный в истории цирка риск — составить униформу из женской команды.

В цирк явились молодые женщины и девушки. Они надели слишком просторную для них рабочую одежду униформистов, подогнули рукава, закатали штанины и начали осваивать совершенно незнакомую им специальность. Учить их всему пришлось мне. «Восемь девок — один я», — добродушно посмеивался кто-то, когда мы проводили свои репетиции.

Девушки взялись за дело с настоящим рвением. Не верящих в наш смелый опыт оставалось все меньше и меньше.

В конце ноября мне принесли показать только что отпечатанный пригласительный билет. Скромно, без лишних слов на нем значилось:

ЛЕНИНГРАДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЦИРК СЕЗОН 1944/1945 гг. ОТКРЫТИЕ 23 НОЯБРЯ НАЧАЛО В 18 ЧАСОВ

На билете был нарисован старый знакомый ленинградцев — клоун Карандаш, раздвигающий форганг.

Обещанный день настал.

Тысячи раз я выходил в своей жизни на манеж. В будни и в праздники. Многое помнится, многое стерлось в памяти, но вечер 23 ноября 1944 года мне не забудется никогда. Я запомнил его весь, от начала до конца, до малейших подробностей. Помню все номера. И сейчас могу показать места, где сидели почетные гости: командующий Ленинградским фронтом маршал Говоров, командующий Балтийским флотом адмирал Три-буц, ни на один день не покидавшая Ленинграда старейшая народная артистка Мичурина-Самойлова. Здесь собрались воины, рабочие, врачи, ученые, артисты, чьи имена навсегда связаны с героической эпопеей Ленинграда.

Ярко, по-довоенному зажглись огни над манежем. Цирк был наполнен до отказа. И хотя люди сидели

1