Костёр 1972-04, страница 41

Костёр 1972-04, страница 41

в полушубках, в ватниках, в поношенных зимних пальто, а шапках и валенках, зал имел торжественный вид.

Выстроился перед выходом на манеж отряд женской униформы, одетый в подогнанные по росту парадные костюмы. Встретили их добрые, понимающие улыбки, аплодисменты. На сцене над форгангом появился народный артист Юрий Михайлович Юрьев и великолепным своим голосом начал читать монолог: Мы снова здесь!.. Давно ли эти стены, Погружены в безмолвие и мрак, Стояли гордо под грозой военной, Прислушиваясь к голосу атак...

В этих стихах звучало торжество победы. А на щеках у зрителей блестели слезы. Комок подкатывал к горлу и у всех тех, кто находился за форгангом.

А потом грянул веселый марш, и знакомой спокойной походочкой — носки врозь — вышел Карандаш со своей собачкой Кляксой. Он перерезал ленточку, протяну-

По цирку разнесся звонок. Скоро начнем второе отделение.

Иду на манеж мимо вагончиков со зверями. Решетка сейчас закрыта металлическими заслонами. Какой-нибудь шутник-тигр или пантера не смогут потрепать лапой неосторожного, кто подойдет слишком близко к решетке.

От вагончиков за форганг уже протянулась клетка-тоннель. Она уже опоясала арену. Прочно скрепленные звенья клетки внушают уверенность в безопасности зрителей. Помощники Запашного проверили всю установку, теперь они держат в руках железные прутья — отнюдь не для того, чтобы бить зверей, а чтобы в случае надобности подогнать не торопящихся выходить на манеж.

Публика усаживается. Проверены брандспойты, и пожарные занимают

Есть такой фильм о хороших людях и людях-зверях.

Как-то один из моих друзей дрессировщиков с неподдельной горечью сказал мне:

— И почему это всякого бандита, убийцу или фашиста называют зверем?.. Несправедливо. Звери — в большинстве своем — славные и покладистые ребята. Сумей понять их, а уж они тебя поймут.

Сегодня в цирке напрочь позабыто слово «укротитель», а прежде иначе и не именовался человек, отважившийся войти в клетку с кровожадными хищниками.

Я разных укротителей успел повидать множество. Были среди них бывшие сторожа при животных. Или бывшие помощники известных укротителей. Большинство их прибегало к грубому, насильственному усмирению. Боль, причиненная ударом бича или металлическим прутом, укол трезубом или запугивание горящим факелом — такими средствами добивались эти укротители беспрекословного послушания львов или тигров.

Зверь должен был находиться в вечном страхе перед своим повелителем. Иногда и в самом деле укротителям настолько удавалось внушать страх уже своим по

тую у входа на манеж, и первое после дней осады цирковое представление началось.

И вот уже второй, третий, десятый день представлений... С раннего утра и допоздна я в цирке. Многое еще не клеилось. Что ж, полагал я, потружусь в качестве инспектора, пока окончательно не заживет нога, а там и смогу снова работать «столы», как называли мой номер.

Еще шла война. Многие артисты еще не вернулись с фронта. Замечательный акробат-прыгун Владимир До-вейко еще не снял погон гвардии лейтенанта. Его тяжелый бомбардировщик наносил удары по тылам врага. Где-то в последний свой бой вел танковую роту будущий веселый клоун Михаил Шуйдин, на фронте был и его будущий партнер — Юрий Никулин. Со своей бесстрашной фронтовой бригадой, прямо-таки по следам победителей, спешил Борис Вяткин и давал представления где-нибудь во фронтовом лесу, повесив импровизированный форганг меж стволов сосен.

о* «- ф *

беспрекословно подчинялись ему звери — каждое выступление, каждая репетиция таит в себе риск и, может быть, риск смертельный.

Но вот и отзвенел третий звонок. Снова вспыхнули огни над манежем. Заиграл оркестр, и притих огромный зал. Ближайший помощник дрессировщика занял свое место. Я беру микрофон и объявляю последний номер программы — смешанную группу хищников Вальтера Запашного.

Три-пять минут назад я видел его сосредоточенного, подтянутого, очень серьезного. А теперь...

Звякнула дверца клетки, и хорошо сложенный, красивый молодой человек, похожий скорее на артиста балета, чем на укротителя хищников, выехал на манеж верхом на огромном льве, раскинув руки и беззаботно улыбаясь залу.

явлением, что забитость и запуганность хищников становилась очевидной для публики. Тогда приходилось искусственно взбудораживать зверя, тыкать ему в морду палкой, стрелять, чтобы вызвать рев или взмах лапой, демонстрируя опасность, которой подвергался дрессировщик.

При этом следует все же сказать, что хищники коварны и даже наиболее, казалось бы, усмиренные однажды могут выйти из повиновения и расправиться со своим обидчиком, что и случалось не раз.

Порой на этом основывалась реклама для привлечения публики. Писалось, например, что тигры индуса Мад-раго — он выступал у нас в двадцатых годах — разорвали своих прежних укротителей. Но после того, как совершенно спокойные и даже вялые звери появлялись на манеже и покорно проделывали все, что от них требовали, публика начинала сомневаться в кровожадности животных. И тогда Мадраго, чтобы убедить зрителей, начинал изводить тигров, бил их кнутом, растравлял палкой, заставлял рычать и отмахиваться.

В те давние дни у нас еще не было ни одного своего

свои места. Если что случится, на зверей может быть направлена огромной силы водяная струя.

Еще недавно на манежах ставились тяжеленные клетки, какие бывают в зоологических садах. Правда, без потолка, но зато с загнутыми внутрь остриями железных прутьев. Теперь решетки делаются все более легкими — вроде тех, что строятся вокруг теннисных кортов.

Говоря откровенно, силы разъяренных хищников, пожалуй, хватило бы для того, чтобы свалить любую цирковую клетку, сумей они сорганизоваться. Но в том-то и дело, что для зверей клетка — психологический барьер, который им не преодолеть.

В общем, за публику я спокоен. Что же касается работы артиста, то, как бы он ни был искусен, как бы ни

Люди и звери

39