Костёр 1972-05, страница 8

Костёр 1972-05, страница 8

себя, когда мы остались одни и он смог мне заявить, что никакого подвига он не совершал.

— Ну как же я мог поступить по-другому?! — говорил он и удивленно качал головой. — Вот если бы я не спас, то тогда б вы могли прозвать меня трусом, а так я сделал то, что должен был сделать каждый на моем месте, разве ж не так?

Что я мог оказать ему по этому поводу... В школе я видел письма, которые ему прислали его ровесники со всех концов нашей страны, и чуть ли не каждое начиналось словами: «Дорогой Коля, ты совершил подвиг!..» Правда, далее содержание писем разнилось — одни ребята писали, что завидуют ему, другие хотели, чтобы Коля научил и их совершить хотя бы по одному подвигу, третьи просили его рассказать о себе, о своей жизни, чтобы они, подражая ему, «живя как он», тоже смогли совершить такой же поступок... Что ж, я мог бы, пожалуй, рассказать этим ребятам, как живет Коля в небогатой избе потомственного лесоруба, где всего-навсего две небольшие комнаты, в семье, где трудятся с самого раннего детства и до поздней старости, пде иметь мозоли на руках в семилетнем возрасте так же естественно, как знать буквы алфавита. Я мот бы долго рассказывать о сильных крупных руках сегодняшнего девятиклассника, в которых утонула моя рука потомственного горожанина, о том, что все лето он с отцом и матерью вставал в четыре утра и косил сено, потому что, накосив девять копиц сена для колхоза, можно десятую копицу накосить для своей коровы, а десять копиц это пятьдесят центнеров сена, но я не буду об этом рассказывать, — как я успел заметить, так живут чуть ли не все местные ребята. И что удивительно, несмотря на это, в восьмилетке села Луг

Раховского района уже несколько лет нет ни одного второгодника, а за последние три года почти не осталось троечников. В этой школе самое обычное дело встретить класс, где учатся только на четыре и пять. Я видел табель Коли. Он круглый отличник. И за весь год всего один пропущенный день. Да, многие ребята живут так же, как и Коля, но все ли они поступили бы в аналогичной ситуации так же, как он — вот в чем вопрос?

Должен оказать, что, когда пришла беда, далеко не все взрослые повели себя одинаково. Одни из них — те, у кого дома остались в безопасности, — поспешили на помощь своим попавшим в беду односельчанам, а другие занялись совершенно противоположным делом — они бросились к магазинам и стали вылавливать товары, которые выплывали через разбитые окна и двери. Правда, таких людей нашлось не много. А ведь тоже, поди, рисковали жизнью...

«Так где же проходит водораздел, определяющий поступки людей?» — вот о чем думал я, шагая рядом с Колей по шоссе. И в лицо нам било солнце. И за металлической сеткой, протянутой вдоль обочины, ослепительно сверкала Тиса. И на том берегу какая-то женщина полоскала белые простыни. И эта металлическая сетка, и полоска вспаханной земли за ней говорили о том, что здесь проходит граница, и женщина на том берегу уже была подданной Румынии — здесь все было ясно, все определенно, и ничто не могло изменить этой определенности, даже вышедшая из берегов Тиса. И я злился на себя. Злился за то, что не могу так же четко определить, отчего, по какой причине одни люди живут для других и ради других, а другие только для себя и только ради себя.

Вскоре подошел автобус и, попрощавшись с Колей, я

уехал, так и не ответив на его вопрос. Недавно, перечитывая воспоминания Константина Георгиевича Паустовского об Аркадии Петровиче Гайдаре, я снова вспомнил наш разговор с Колей. Паустовский описывает такой случай. Однажды они гуляли с Гайдаром по Ялте, когда увидели, что в саду выбило из водопроводной трубы кран и струя разрушает клумбу с цветами и грозит уничтожить весь сад. «Гайдар подбежал к трубе, примерился и зажал трубу ладонью. Поток воды остановился. По лицу Гайдара, — писал Константин Георгиевич, — я видел, что он сдерживает мощное давление из последних сил, что ему невыносимо больно. Потом Гайдар долго тяжело дышал. Ладонь у него была окровавлена. Но он был очень радостно настроен — не потому, конечно, что проверил свою силу, а потому, что ему удалось спасти маленький чудесный сад... Благодарить его нельзя было. Он очень сердился, когда его благодарили за помощь».

Так жил капитан детской литературы. Такими же были его герои. Он поселил их в одном из подмосковных дачных поселков, он дал им в командиры Тимура, но так велика была сила таланта, что он создал героев, достойных своего времени, и они сошли с книжных страниц прямо в жизнь... Такие ребята есть в каждом городе и, наверное, в каждой школе. В Рахове мне рассказали еще о двух ребятах — один опас из воды в тот день человека, а другой, шестиклассник, прибежал на заставу и вынес в безопасное место сорок винтовок. И я уверен — встреться я с ними, они бы тоже меня убеждали, что не совершали никаких подвигов.

Аркадий Петрович Гайдар верил, что поступки его тимуровцев станут обычной нормой поведения советских пионеров.

6