Костёр 1972-06, страница 11

вать свою высокую дисциплинированность. Он не стал ничего объяснять — боялся запутаться, да и приврать невзначай, нафантазировать трже боялся, знал, что со старшим лейтенантом Кудрявцевым это ни к чему хорошему не приведет, и потому просто протянул замполиту письмо: вот, мол, решайте, все в вашей власти, а я тут ни при чем, сами видите, это не моя инициатива.

Старший лейтенант внимательно прочел письмо, повертел его в руках, задумчиво посмотрел сначала в окно, на солдат, игравших в волейбол, а потом — на Сорокина.

— Ах, Сорокин, Сорокин, — сказал он и вздохнул. Удивительно, но почему-то и ему очень нравилось произносить эту фамилию. Только делал он это не так, как старшина — без раскатистого старшинского «р», а с нажимом на «о».

— Ах, Сорокин, Сорокин, — повторил он,— ну что мне с вами делать? Разве вы заслуживаете внеочередного увольнения — сами посудите?

Сорокин скромно промолчал.

— Старшина на вас жалуется, командир взвода вами недоволен...

Сорокин продолжал молчать. По тону, по выражению лица старшего лейтенанта он уже чувствовал, что дело идет на лад. Дадут увольнение. Не могут не дать, раз такой исключительный случай.

— Вот видите, как получается... — сказал старший лейтенант и опять посмотрел в окно. — Мать на вас надеется. Нелегко ей приходится, а вы...

«И что ей вздумалось ехать именно сейчас, — тоскливо размышлял Сорокин, — да еще Валерку везти... Одни неприятности из-за этого. Хоть бы меня раньше спросила, так нет же... И что вздумалось?..»

Впрочем, конечно же, он сам был виноват. Напиши он домой, что дела в армии идут у него совсем не так уж блестяще, и дисциплина у него, как любит говорить старшина, «хромает на обе ноги», и с командирами не очень ладит, напиши он все, может быть, тогда бы и не пришла матери в голову мысль везти сюда Валерку «приструнивать». Так ^ведь не писал. «Служба идет нормально, все в порядке, жив, здоров, того и вам желаю». А однажды ночью, в караульном помещении, скучно было, длинное письмо настрочил и так там разошелся —

3. „Вы не смотрите,

Бывают же все-таки в жизни поразительные неожиданности! Еще накануне вечером, когда он старатель-

мол, чуть ли не к ноябрьским в отпуск ждите. И что его тогда дернуло? Другие-то пишут. Вот ему и стало обидно. Ночь, темно. Скоро на пост заступать. Дождь моросит. Стой два часа один в темноте. Карауль боевую технику. Да и то сказать — разве плохим солдатам доверят охранять боевую технику? Ясно, не доверят. А ему, Сброкину, доверяют. Вот от этих мысл'ей он, наверно, и расчувствовался тогда в караульном помещении...

— Ладно, — сказал замполит и легонько хлопнул по столу ладонью. — Но чтобы все было без нарушений, без малейших, ясно?

— Так точно! — радостно гаркнул Сорокин.

Он и сам не знал, чему он обрадовался в эту

минуту больше: тому ли, что разрешение получено и вое уладилось, или тому, что закончился этот неприятный разговор. Он четко повернулся, вышел за дверь канцелярии и только тут спохватился, что обрадовался слишком рано: самая неприятная часть разговора еще впереди.

Ничего не поделаешь — пришлось возвращаться.

— Ну что еще у вас, Сорокин? — удивленно взглянул на него замполит.

— Товарищ старший лейтенант... Я хотел... хотел... я...

— Ах, Сорокин, Сорокин, — с удовольствием выговаривая его фамилию, оказал замполит, — если бы вы были так же нерешительны, когда препираетесь с командирами... Так что >кг вы хотели?..

— Я хотел попросить вас... хотел, чтобы вы... — Сорокин опять замолчал и потом выпалил одним залпом: — Ну, в общем, не рассказывайте обо мне матери...

— Ага! Понятно! — сказал старший лейтенант Кудрявцев. — Вообще-то, раньше об этом надо было думать... Разве я не прав? А, Сорокин?

Конечно, он был прав, ничего не скажешь. Но как это часто бывает, когда человек, твой собеседник, укоряющий тебя, прав, тебе особенно не терпится возразить ему, тебя так и тянет вступить в спор.

Сорокин едва сдержался. И промолчал. Только вздохнул.

— Ну что ж, посмотрим. Это будет зависеть и от вас, — несколько загадочно сказал старший лейтенант. — А сейчас идите. Все.

что он такой тихий..."

но отглаживал обмундирование и до зеркального блеска надраивал сапоги, думал ли Сорокин, что на другое утро он покатит на вок

9