Костёр 1972-06, страница 9
старшиной и Сорокиным происходили не раз и, кажется, доставляли старшине некоторое удовольствие, может быть, он даже предполагал, что и Сорокину они приносят наслаждение. На самом деле, разумеется, это было совсем не так, потому что сколько бы ни длился такой разговор — десять минут, двадцать или полчаса,—он неизменно заканчивался в пользу старшины. 4— Ну ©от видите, Сорокин, — говорил он в конце концов, — опять вы пререкаетесь. Придется вас наказать, раз уж вы слов не понимаете... Так получилось и в этот раз, в субботу. И теперь Сорокин скреб половицы и поминал в дуще старшину недобрыми словами — причем и это, конечно, тоже было нарушением устава, потому, что поминать недобрыми словами своих начальников, пусть даже и в душе, никому не разрешено. . И вот именно в этот весьма печальный для Сорокина момент он услышал громкий голос дневального Бегункова: — Сорокин! Тебе письмо! Бегунков прокричал это таким ликующим голосом, каким, вероятно, в старину матросы после долгого плавания кричали: «Земля! Земля!» Вообще, у этого Бегункова была одна особенность: он умел радоваться чужим радостям ничуть не меньше, а может быть, даже больше, чем своим собственным. Кое у кого эта черта его характера даже вызывала раздражение: событие, о котором он сообщал, обычно оказывалось менее значительным, чем тот восторг, с которым Бегунков возвещал о нем. И в этот раз письмо оказалось как письмо, обычное письмо из дому, от матери. Конечно, Сорокин ждал письма и был рад, но все же ничего сверхнеожиданного, невероятного тут не было. Сорокин хотел было сначала домыть пол, а потом уже взяться за конверт, но нетерпение все же пересилило. «Ведро с тряпкой от меня никуда не убежит», — решил он. Первые слова шли самые привычные: приветы, расспросы о здоровье, о службе... А потом!.. Вот что прочел Сорокин потом: «Дорогой сынок, соскучилась я о тебе очень и хочется тебя повидать, и дела мои сейчас сложились так, что могу я приехать навестить тебя. Я узнавала в военкомате — говорят, можно. Но хоть и соскучилась я, главная причина, отчего решила ехать, другая. Валерка наш совсем разболтался, меня не слушается, озорничать начал, помогать — совсем не помогает. В магазин сходить — и то не допросишься. Грубит, |
