В субботу вечером Сорокин мыл пол в казарме. И, конечно, настроение у него было от вратителыное. Что-то слишком уж часто последнее время приходилось ему мыть полы. А если не мыть полы, так чистить картошку. А если не чистить картошку, так драить котлы на кухне. Одним словом, дело для него всегда находилось. Старшина роты об этом заботился чересчур старательно.

Фамилия старшине нравилась, что ли? Как скажет своим старшинским раскатистым голосом: «Сор-р-рокин, кому я говор-рю!» — так даже на другом конце военного городка слышно. И мало, что за каждую мелочь закатит наряд вне очереди, так еще и нотацию прочитает. Просто не может без этого.

— Вас, — говорит, — Сорокин, характер подводит. Скверный у вас характер, неподходящий для армии. А парень вы вроде неглупый, и выносливость у вас есть...

Это у старшины такая привычка, такой педагогический прием: нельзя, мол, только ругать солдата, надо между делом и похвалить его, что-нибудь хорошее вставить, чтобы совсем уж не отчаивался человек.

А чего Сорокину отчаиваться? Он и сам про себя все знает получше старшины.

Однажды он не вытерпел и так прямо и сказал:

— Это, товарищ старшина, не мой характер виноват. Это ваш, товарищ старшина, характер виноват. Если бы вы ко мне по каждому пустяку не придирались, я бы...—и тут он прервал себя на полуслове: вдруг старшина сразу рассвирепеет из-за таких слов.

Но старшина не рассердился. Он даже как-то добродушно посмотрел на Сорокина и сказал спокойно:

— Устав надо выполнять, устав, тогда я и придираться не буду. Вон ваши товарищи как служат — любо-дорого посмотреть — разве я к ним придираюсь? А вы что? В строй сегодня кто опоздал? Сорокин. На зарядке кто руками шевелил, как умирающий лебедь? Сорокин. Утром сапоги кто не почистил? Опять Сорокин. А говорите — придираюсь...

— Сапоги... — обиженно отозвался Сорокин. — Так разве я виноват, что моя щетка куда-то задевалась? Я спросил щетку у Вавили-на, а он сказал, что отдал ее Толстопятову, а пока я искал Толстопятова, он, оказывается, уже успел вернуть щетку Вавилину, а когда я снова спросил Вавилина...

— Погодите, погодите, — сказал старшина, — а то вы, я смотрю, меня совсем запутаете. Поймите же вы наконец, Сорокин: не то плохо, что вы ошиблись, что-то не вовремя выполнили, а то, что вы каждый раз оправдание себе ищете. Вот уж это никуда не годится.

Подобные обстоятельные разговоры между

Борис Никольский Рисунки И. Латинского

1. „Сорокин! Тебе письмо!"

Рядовой Сорокин был из тех людей, с кем все происшествия, выпадающие на их долю — и плохие и хорошие — непременно случаются в самый неподходящий момент. Ну, плохие — это понятно, иначе и быть не может, на то они и плохие. Но вот хорошие-то почему? Так было и в этот раз.

6

БРАТЬЯ

тэжшвж

ПОВЕСТЬ

Й