Костёр 1972-08, страница 26

Костёр 1972-08, страница 26

Послышались голоса. Я рванулся вперед и увидел моего брата с воинами.

У меня отлегло от сердца.

Теперь я спокойно подошел к лежащему воину, опустился подле него на колени. Брат осторожно поднял его голову. Я поднес воду в широкой кожаной повязке ко рту Черного Ворона. Вода разлилась по его лицу, потекла струйками на грудь, и воин очнулся. Жадно припал губами к воде и пил, пил.

Потом Танто с помощью воинов посадил его на коня, сам сел позади него и, придерживая Черного Ворона правой рукой, поскакал бешеным галопом в селение. Я сел позади другого всадника, и мы помчались вслед за братом.

В селении нас ожидал отец.

Черный Ворон был без сознания, когда его внесли в шатер. Всем остальным приказали разойтись.

К шатру приблизился колдун, голый, разрисованный желтыми полосами. Волосы его были связаны в пучок шкурой гремучей змеи, в зубах он держал незнакомый мне амулет.

Вокруг залегла тишина, только с другого конца селения начал доноситься все громче гул бубнов. Горькая Ягода упал на землю и, извиваясь, как змея, пополз вокруг шатра, где лежал Черный Ворон. Сделав полз

ком четыре круга, колдун, наконец, остановился у входа. Он лежал, вытянувшись на животе, голова его дрожала. Колдун был так похож на нападающую змею, что я, наверное, вскрикнул бы от изумления, если бы брат не закрыл мне рот ладонью.

Голова Горькой Ягоды дрожала еще минуту, но он все ниже опускал ее к земле и наконец, извиваясь, вполз в шатер.

Бубны умолкли.

Прошло время, в течение которого я не успел бы обежать вокруг селения, — Горькая Ягода вышел и спокойно направился к своему шатру.

Но люди продолжали стоять на месте, будто приросли к земле. Первым очнулся Непемус и пошел к шатру. За ним двинулись остальные, а вместе со всеми — я и Сова.

Заглянув в шатер, мы увидели Черного Ворона. Воин, как и раньше, лежал на волчьих шкурах, но опухоль изчезла без следа.

Он встретил нас слабой улыбкой.

Мы в удивлении застыли на месте. Каким великим должен быть наш Горькая Ягода, если он победил грозного Кен-Маниту — Духа Смерти! И я поклялся себе, что никогда больше не скажу о нем ничего плохого.

26