Костёр 1972-08, страница 27

Дня два в селении толковали о том, что мог делать колдун в шатре Черного Ворона. Но на этот вопрос даже сам Черный Ворон не мог ответить — ведь он был без сознания, а когда сознание вернулось к нему и опухоль пропала, колдуна в шатре уже не было...

Вскоре, однако, этот случай забылся, так как начали поговаривать о дальнейшем пути на восток. Сперва лучшие охотники племени должны были уйти в чащу, чтобы заготовить побольше мяса на дорогу.

Накануне охоты начались танцы.

Освещенные красным светом костров, воины изображали охоту. Когда я увидел танцующих на поляне воинов, кровь быстрее заструилась в моих жилах. Когда же я, наконец, стану совсем взрослым и вместе с воинами войду в круг танцующих? Когда вместе с ними вступлю на военную тропу?

Танец длился до поздней ночи, а когда луна опустилась к озеру, чтобы утолить жажду после ночной дороги, воины ушли в чащу.

Мы с Совой просили отца разрешить нам пойти с воинами, но отец даже слушать об этом не хотел.

— Вы должны остаться в лагере и не выходить за его пределы. Мы приближаемся к селениям белых, а вы здесь впервые, и я бы не хотел, чтобы ваши следы привели бледнолицых к нашему селению, — и он добавил: — Лучше помогайте женщинам.

Противиться воле отца нельзя. И мы слонялись по лагерю, избегая женщин, чтобы они не дали нам, чего доброго, женской работы. Мы сгорели бы тогда от стыда.

Наконец Сове пришла в голову мысль:

— Может быть, поплывем по реке и наловим рыбы?

— Каноэ на месте, можно попробовать, — ответил я.

Если бы я тогда знал, что с нами случится на реке и

как мы будем наказаны за непослушание, я бы, наверное, не согласился так поспешно на предложение Совы. Но, не предчувствуя ничего плохого, мы пошли к реке, где лежали на берегу наши челны. На дне челна брата приготовлены были остроги и зазубренные стрелы.

— Вот хорошо, — произнес Сова. — Нам не надо даже возвращаться в селение.

Мы спихнули каноэ на воду, вскочили в него на ходу, течение подхватило наш березовый челн, и мы несколькими ударами лопатообразных весел направили его на середину реки.

Теперь нам не нужно было тратить силы на греблю: течение несло наш челн довольно быстро, а сидевший на руле Сова ловко проводил каноэ между выступавшими из воды камнями.

Мы плыли вниз по течению, высматривая широкую песчаную отмель, где любят греться в солнечных лучах огромные щуки. Они кажутся сверху бревнами, но стоит мелькнуть вблизи серебристой рыбке, как неподвижные бревна на дне мгновенно превращались в быстрые, прожорливые, всегда голодные молнии...

Песчаной отмели все не попадалось. По обе стороны реки подымался высокий каменистый берег, поросший вверху роскошными елями, а у воды покрытый темно-зеленым мхом. Среди мха кое-где торчали тоненькие карликовые березки. Сорвавшиеся со скалистого берега каменные глыбы загромоздили русло реки, образуя каскады. В радужном блеске солнца разбивала свои волны Говорящая Вода.

Глядя сейчас на эти огромные камни и пенящуюся воду, я думал: «Здесь, наверное, происходил когда-то жестокий бой между Духом Гор и Духом Рек. Только они могли метать такие огромные глыбы. Но как же они помирились? Ведь река струится по-прежнему, и по-прежнему скалы толпою возвышаются над водой...»

Никто не мог открыть тайны духов. Единственный, кто мог бы ответить мне, был Овасес, он все знал, он знал, о чем шепчутся деревья, колыхаемые ветром, понимал язык гор и падающих в ночной тиши лавин.

Но Овасеса нет в живых, и никто больше не разгадает тайну реки. Может быть, мог бы рассказать о таинственной воде Горькая Ягода, но он всегда молчит, да и пожелает ли он вступать с нами в разговор — с нами, не имеющими еще на теле ран Посвящения?

— Слушай, Сова, — спросил я, — можно ли доплыть по этой воде к селению белых?

— Я слыхал, — ответил Сова, — что Говорящая Вода впадает в реку Макензи, а над ней, говорят, стоят огромные жилища белых людей, построенные из красной глины.

— Что? — воскликнул я с гневом. — Они строят свои жилища из нашей священной глины, из которой мы делаем трубки?

— Нет, — возразил Сова. — Они делают камни для своих жилищ из обыкновенной глины, которую потом обжигают в огне, и она краснеет.

— Откуда ты все это знаешь? — спросил я удивленно.

— Мне рассказывал об этом воин из племени кри— помнишь, тот, который бежал из резервации над озером Онтарио. Он переселился этой весной в Страну Вечного Покоя.

— Хорошо помню, — ответил я.

Так, разговаривая, мы плыли вниз и не обращали внимания на то, что каноэ с каждой минутой неслось все быстрее. Наконец мы попали в бешеный поток и на его гребне понеслись с головокружительной скоростью мимо покрытых зелеными водорослями глыб.

Мы напрягали все силы, стремясь направить наш утлый челн на спокойную воду, но нам это никак не удавалось. Подбрасываемое, как ореховая скорлупка, кан<->э прыгало из в. поворота в водоворот. Вдруг быстрое течение повлекло его прямо на выступ скалы, и только общим отчаянным усилием нам удалось в последний момент миновать его благополучно.

Мы промокли до нитки. Вода, словно желая показать свою силу, то хлестала нам в лица брызгами пены, то вертела на месте наш челн так, что мы не могли различить, в какую сторону течет река.

Когда мы уже были близки к потере сознания в этой головокружительной мельнице, вода выбросила нас из водоворота в пенистый поток. Мы теряли силы. Хватит ли их у нас, чтобы вырвать челн из бушующей водной стихии?

Ладони, судорожно сжимавшие весла, опухли, пальцы покрылись пузырями. Пузыри лопались, кровоточили.

«Выдержи, выдержи!» — шептал я. Страшнее всего надломиться, потерять веру в спасение. Тогда к человеку и приходит смерть.

Я не боялся за Сову: он — чистокровный шеванез, его никакая сила не сломит, даже смерть, грозящая нам.

Я боялся за себя, боялся, что возобладает во мне кровь белых и я брошу весло — последнее орудие спасения. В этой борьбе мне предстояло убедиться, чья кровь сильнее бьется во мне — кровь матери или кровь отца?

Сквозь шум воды, разбивающейся о скалы, до наших ушей донесся грозный звук, во сто раз сильнее, чем шум самого быстрого течения.

Глухой грохот навис над водой и лесом. Теперь я понял, почему воины называли эту реку Говорящей Водой. Перед нами низвергался водопад, и его вечный шум дал реке это название.

— Сова-а-а1 Сова-а-а1

Вряд ли услышал он мой зов из-за шума воды. Но, заметив, что я обернулся к нему, Сова, беззвучно шевеля губами, нагнулся ко мне. Волосы у него прилипли ко лбу, глаза покраснели.

Он прижался ухом к моему рту.

— Водопад! — прокричал я.

Теперь он крикнул мне в ухо:

27