Костёр 1972-10, страница 37

стругал из дерева маленького забавного старичка. Под конец у него набралось 369 деревянных старичков. Они целы и по сей день, кроме одного, которого мама Эмиля закопала в землю за кустами смородины: уж больно он был похож на пастора. «Нельзя выставлять пастора в таком виде», — сказала мама.

Ну вот, теперь ты примерно знаешь, каким был Эмиль. Ты знаешь, что он проказничал весь год напролет — зимой и летом. А я как-то прочитала все эти синие тетради и расскажу тебе сейчас о некоторых днях из жизни Эмиля. Тогда ты узнаешь, что он сделал немало и добрых дел. Справедливости ради надо вспомнить все, а не только его ужасные проказы. Впрочем, не все они были ужасны, многие и совсем безобидны. Собственно, только третьего ноября случилось нечто умопомрачительное... Нет, ни за что, и не проси, все равно не расскажу, что он натворил третьего ноября, я этого никогда не сделаю, раз я обещала его маме. Лучше., для примера, возьмем день, когда Эмиль вел себя вполне прилично, хотя его папа, наверняка, думал иначе.

А именно:

Суббота, 12 июня,

когда Эмилю посчастливилось заключить несколько сногсшибательных сделок на аукционе в Бакхорве

В одну из июньских суббот в Бакхорве был аукцион. Все хотели там побывать, так как во всей Лённеберге и во всем Смоланде не было зрелища более увлекательного. Папа Эмиля, Антон Свенссон, само собою, тоже хотел там побывать, а работнику Альфреду со служанкой Линой было велено сопровождать хозяина, и уж, конечно, дело не обошлось без Эмиля.

Если тебе когда-нибудь доводилось бывать на аукционе, ты знаешь, чем там занимаются. Ты знаешь, что когда люди хотят продать свои вещи, то они устраивают аукцион, а другие могут приехать и купить, что им приглянется. Хуторяне из Бакхорвы хотели распродать все до нитки, потому что собирались уехать в Америку, как многие в те времена. Но не тащить же им, в самом деле, с собой деревянные кухонные диваны и сковородки, коров, поросят и кур. Вот почему нынче в самом начале лета в Бакхорве должен был состояться аукцион.

Папа Эмиля надеялся по дешевке разжиться коровой, а если повезет — поросной свиньей, а может быть, и парочкой кур. Вот почему он хотел побывать в Бакхорве, и вот почему Альфреду с Линой велено было сопровождать его. Ведь надо было пригнать домой скотину и птицу.

— А вот зачем ехать с нами Эмилю, этого я никак в толк не возьму, — сказал папа.

— Там, поди, и без него шуму и грому хватает, нечего еще тащить с собой Эмиля, — поддакнула Лина.

Лина знала, как много свар и драк случается обычно на таких аукционах в Лённеберге и во всем Смоланде, так что по-своему она была права. Но мама Эмиля с укором взглянула на Лину и сказала:

— Коли Эмиль хочет поехать вместе со всеми на аукцион, так он и поедет, это дело не твоего ума. Подумай-ка лучше о том, как ты сама будешь вести себя. Не кривляйся и не гогочи, как всегда, когда бываешь на людях.

Тут Лина и смолкла.

Эмиль напялил свой картузик и собрался в дорогу.

— И мне что-нибудь купите! — попросила маленькая Ида, умильно склонив головку.

Она попросила, ни к кому, собственно, не обращаясь, просто так, но папа нахмурил брови.

— Купи да купи! Только и слышу. Разве я не купил тебе намедни мятных леденцов на целых десять эре? В день твоего рождения, в январе, неужто забыла?

Эмиль как раз подумывал попросить у папы монетку — не ехать же на аукцион без единого эре в кармане, но теперь это само собой отпало. Время было неподходящее, чтобы выжать из папы деньги. Это он понимал. Во всяком случае, не теперь, когда все спешили и папа уже сидел в большой телеге, на которой возили молоко. «Ну, чего нельзя получить так, можно раздобыть этак», — подумал Эмиль. С минутку он напряженно размышлял, а потом сказал:

— Езжайте вперед, а я прискачу следом на Лукасе!

Папа сразу заподозрил неладное, но ему хотелось

уехать побыстрее, и он сказал:

— Валяй, валяй, а то и вовсе оставайся дома!

Он щелкнул кнутом и лошади понеслись. Альфред помахал Эмилю, Лина — маленькой Иде, а мама закричала папе:

— Глядите, не поломайте там руки-ноги, возвращайтесь домой целехоньки!

Так сказала мама, потому что тоже знала, какие безобразия творятся на аукционах.

Пока молочная повозка не скрылась за поворотом, Эмиль стоял в дорожной пыли и глядел вслед. Но потом он заторопился, так как надо было срочно раздобыть денег. Как ты думаешь, что он для этого сделал?

Если бы ты жил в Смоланде и был ровесником Эмиля, ты бы знал, какое множество ворот стояло в те времена на дорогах. Их ставили для того, чтобы волы, коровы и овцы каждого смоландского крестьянина паслись бы на своих пастбищах. А может, и для того, чтобы смоландские малыши могли изредка заработать двухэровую монетку, открывая ворота какому-нибудь ленивому крестьянину, которому надо было проехать дальше, но не хотелось слезать с повозки и самому отворять ворота.

Были ворота и в Катхульте, но, право слово, Эмиль не очень-то разжился на них, так как Катхульт стоял на отшибе и редко кто наведывался туда. Лишь один хутор лежал еще дальше Катхульта — Бакхорва, где как раз сегодня и должен был состояться аукцион.

«Значит, кто туда поедет, не миновать ему наших ворот», — решил Эмиль, этакий плутишка.

Целый час простоял Эмиль сторожем у ворот и заработал — подумать только — пять крон и семьдесят