Костёр 1972-11, страница 42

За ними шли Лина с Кресой-Майей, ловко подбирали скошенные колосья и связывали их в копны. Именно так жали рожь в старые времена.

Когда Эмиль с Идой объявились наконец-то со своей корзинкой, папа не встретил их как долгожданных гостей, а наоборот — отругал за то, что они опоздали. Те кто работал в поле, строго следили, чтобы кофе им приносили в самый полдень, минута в минуту.

— Зато теперь неплохо хлебнуть глоточек, — примирительно сказал Альфред, желая перевести разговор в другое русло.

Если тебе когда-либо доводилось полдничать вместе с косарями прямо в поле теплым августовским днем в окрестностях Лённеберги, ты знаешь, как приятно отдыхать вместе со всеми у нагретых солнцем валунов болтать, попивать кофе и есть свои бутерброды. Но па па Эмиля все еще сердился, и лучше не стало, когда он сердито рванул к себе корзинку и сердито открыл крышку, потому что лягушонок прыгнул прямо на него и исчез за расстегнутым воротом рубашки. У ля-у-шонка были такие холодные отвратительные лапки! Папа отчаянно взмахнул рукой, и кофейник тут же перевернулся. Эмиль стремглав подхватил его, так что ко фе пролилось самую малость. Но лягушонок не пока зывался. От испуга он юркнул в папины брюки, и па па совсем вышел из себя. Он задрыгал ногами, чтобы вытряхнуть лягушонка из штанины, и опять пнул злосчастный кофейник, который непременно бы перевернулся, если бы Эмиль снова не подхватил его. А не то остались бы все без кофе, что было бы совсем уж грустно.

Лягушонок, понятно, не собирался долго задерживаться там, куда попал. В конце концов он выскочил из штанины. А папа все еще бушевал. Он считал, что история с лягушонком — очередная проказа Эмиля, хотя это было совсем не так. Ведь Эмиль думал, что корзину откроет Лина и от души обрадуется, увидев маленького славного лягушонка. Я все это рассказываю для чего? Для того, чтобы ты понял, что и Эмилю подчас приходилось туго. Особенно, когда его обвиняли в проказах, которые вовсе не были проказами. Просто непонятно, где ему было держать лягушонка? Ведь карманы-то его штанов были дырявые!

А Лина твердила свое:

— Сроду не видывала этакого пострела. Коли он сам не напроказит, то все равно попадет в какую-либо историю!

Попасть в историю — это уж Лина правду сказала. На следующий день Эмиль попал в такую историю, о которой едва ли можно рассказывать! Вся Лённеберга долго еще охала и причитала над ним. Все случилось оттого, что его мама была удивительно расторопная хозяйка, и еще оттого, что в тот год в Катхульте на редкость уродилась вишня. И это вовсе не зависело от Эмиля, нет, он просто попал в историю!

Во всей Лённеберге не было хозяйки, равной маме Эмиля в искусстве варить варенье, выжимать сок и находить применение всему тому, что росло в лесу и созревало в саду. Она без устали собирала бруснику, чернику и малину, делала повидло из яблок и слив, протирала смородину, варила варенье из крыжовника и го

товила вишневый сироп. А сушеных фруктов для вкус-Hi IX компотов у нее хватало на всю зиму. Яблоки, груши и вишни она сушила в огромной печи на кухне и складывала в холщовые мешочки, которые потом развешивала под потолком кладовой. Да, эта кладовая радовала глаз.

В самый разгар бора вишни в Катхульт приехала погостить расфуфь ренная фру Петрелль из Виммербю. И тут мама Эмиля возьми да пожалуйся, что уж слишком много уродилось этой благословенной вишни, которую неизвестно куда девать.

— Я думаю Альма, тебе надо сделать вишневую наливку — сразу нашлась фру Петрелль.

— Боже упаси! — воскликнула мама Эмиля.

О вишневой наливке она и слышать не хотела. В Катхульте жили одни трезвенники. Папа Эмиля в рот не брал сп ртного, он даже пива не пил, кроме тех случаев, понятно, когда его угощали. Тогда уж ничего не попишешь. Что же еще делать, если уговаривают выпить бутылку-другую. Он тотчас подсчитал в уме, что две бу ылки стоят тридцать эре, а тридцать эре на земле не вал ется Оставалось лишь взять да выпить, хотел он то о или нет. Но пить вишневую наливку — нет, на это его не подбить. Мама Эмиля так и сказала фру Петрелль. Но фру Петрелль возразила, что ежели сами кат-ху тцы не желают наливки, то все же найдутся такие, которые не прочь пропустить рюмочку. Например, ей сам и хотелось бы получить несколько бутылок вишневой нал в и, и почему бы маме Эмиля тайком от домашних не поставить бродить вишни куда-нибудь в тем-ь и угол огреба, рядом с картошкой, где этот кувшин ник о и не увидит A i огда наливка настоится, фру Петрелль вернется за вином и хорошо заплатит за него. Так она обеща; а

Маме Эмиля всегда было трудно отказать, когда ее о чем-ни удь просили. К тому же, как я уже говорила, она бь ла расторопной хозяйкой, у которой ничего не пропадало д ром а для себя она уже насушила вишни пре остаточно. И неожиданно, сама не понимая, как это сорвалось у нее с языка, она пообещала фру Петрелль приготовить для нее вишневку.

Но мама Эмиля бь.ла не из тех, кто что-либо делал тайком о других. Все как есть она рассказала папе Эмиля Он долго ворчал, но под конец сказал:

— Делай как знаешь! Кстати, сколько она обещала заплатить.

Но об этом фру Петрелль ничего толком не сказала.

Несколько недель вишни бродили в кувшине, поставленном в погреб, и как то в августе мама решила, что вино уже готово. Пришел срок разлить его по бутылкам. Она в 16 ала i одходящее время, когда папа был на ржаном поле Пусть он не видит вина в своем доме и не почу ствует за собой греха.

Мама Эмил бь с ренько выстроила в ряд на кухонном столе десять буть лок наливки. Теперь их надо было поставить в корзину и задвинуть в угол погреба, чтобы они никому не мозолили глаза. Пусть теперь фру Петрелль приезжает, когда ей вздумается, и забирает свое ино

Вернувшись с поля с пустой корзинкой, Эмиль и Ида увидели у кухонной двери ведро с вишнями, из которых готовилась наливка.

40