Костёр 1972-11, страница 44

и Альфред, Лина и Креса-Майя. Усталые и голодные после долгого рабочего дня, расселись они вокруг кухонного стола. Но место Эмиля пустовало, и мама вспомнила, что уже довольно давно не видела своего мальчика,

— Лина, сходи-ка взгляни, нет ли Эмиля у Заморыша, — сказала мама.

Лина ушла и долго не возвращалась. Наконец она появилась на пороге и стала ждать, пока все обратят на нее внимание. Она хотела, чтобы все одновременно услышали поразительную новость, которую она собиралась сообщить.

— Что с тобой? Почему ты стоишь как столб? Что-нибудь стряслось? — спросила мама.

Лина таинственно улыбнулась.

— Стряслось ли что... да, право, не знаю, что и сказать... Но куры-то уж, как пить дать, подохли. А петух— пьяный! И Заморыш пьяный! А Эмиль...

— Что с Эмилем? — встревожилась мама Эмиля.

— Эмиль... — сказала Лина и перевела дух: — Эмиль тоже пьяный...

Что творилось в тот вечер в Катхульте, прямо-таки слов нет, чтобы описать!

Папа шумел и кричал, мама плакала, маленькая Ида плакала, Лина тоже плакала, правда, так — за компанию, Креса-Майя охала и вздыхала. Ей было уже не до ужина. Она должна была немедля бежать и раззвонить новость по всей округе:

— Ох, ох, ох! Бедняги эти Свенссоны из Катхульта! Эмиль, горюшко ихнее, напился пьяным и укокошил всех кур! Ох, ох, ох!..

Альфред-был единственный, кто не потерял голову. Когда Лина явилась со своими ужасными новостями, он вместе со всеми ринулся из дома и сразу нашел Эмиля. Мальчик лежал в траве рядом с Заморышем и петухом. Да, Лина была права: Эмиль, в самом деле, был мертвецки пьян. Он лежал, закатив глаза и привалившись к Заморышу. Было видно, что ему совсем худо. Мама залилась горькими слезами, увидев своего мальчонку таким бедным и несчастным, и хотела тотчас же отнести его в комнату. Но Альфред, знавший толк в подобных делах, сказал:

— Ему лучше остаться на свежем воздухе!

Весь вечер Альфред просидел на крыльце, держа на коленях Эмиля. Он помогал мальчику, когда его рвало, и утешал его, когда он плакал. Да, да, время от времени Эмиль приходил в себя и плакал. Он ведь слышал, Что пьян, хотя и не мог понять, как это произошло. Эмиль не знал, что когда из вишен делают наливку и дают ей хорошенько перебродить, ягоды становятся пьяными и от них пьянеют. Потому-то мама Эмиля и велела ему зарыть ягоды "А куче мусора, а он вместо этого поел их, точь-в-точь как петух и Заморыш. Пото-му-то теперь он и лежал, как бревно, у Альфреда на коленях. %

— Ну, как ты, Эмиль? — спросил Альфред, увидев, что Эмиль чуть приоткрыл глаза.

— Ничего, жив еще, — шепотом ответил Эмиль. — Но если и помру, тебе, Альфред, достанется Лукас.

— Не помрешь, — уверенно пообещал ему Альфред.

Нет, Эмиль не умер, не умер и Заморыш, не умер и петух.

Но что самое удивительное, даже куры остались живы. Случилось так, что в безутешном горе мама все же послала маленькую Иду в сарай, наказав ей принести корзину дров. По пути Ида плакала — такой уж, в самом деле, выдался грустный вечер. Но, войдя в сарай, она заплакала еще сильнее: ведь на дровяной колоде лежала мертвая Лотта-Хромоножка.

— Бедняжка Лотта! — Ида пожалела курицу и, протянув свою тоненькую ручку, погладила Лотту. И можете себе представить — Лотта ожила. Она открыла глаза, с сердитым кудахтаньем соскочила с колоды и заковыляла к двери. Ида застыла в изумлении, не зная, что и думать. Надо же! Может, у нее волшебные руки, которые умеют творить чудеса и воскрешать мертвых.

Оплакивая Эмиля, никто не позаботился о курах, и они по-прежнему валялись на траве. Но вот пришла Ида и погладила всех по очереди: и куры ожили и повскакали одна за другой. Да, да, потому что ведь они вовсе не сдохли, а просто упали в обморок от испуга, когда поросенок припустил за ними; иногда так бывает с курами.

А Ида гордо вошла в кухню, где плакали и горевали ее родители: теперь, по крайней мере, у нее было что порассказать.

— Ну вот, хоть кур-то я воскресила из мертвых, — удовлетворенно сообщила она.

На другое утро и петух, и Заморыш, и Эмиль немного пришли в себя, хотя петух не мог петь целых три дня. Правда, он пытался время от времени петь, но никакого «ку-ка-ре-ку» у него не выходило, а лишь отвратительное «ки-ка-ле-ку», которого он очень стеснялся. И всякий раз при этом куры смотрели на него с таким упреком, что петух стыдливо прятался в кусты.

А Заморыш ничуть не стыдился. Что касается Эмиля, то у него весь день был сконфуженный вид.

— Валяться пьяным вместе с поросенком! Хорош, нечего сказать! — поддразнивала его Лина. — Два поросенка. Так теперь я буду вас звать.

— Прикуси-ка язык, — сказал Альфред, и Лина тут же примолкла.

Но история с пьяными вишнями на этом не кончилась. В полдень через ворота, ведущие в Катхульт, прошествовали трое степенных мужей, членов правления лённебергского Общества трезвости. Да, ты ведь, верно, не знаешь, что это за штука такая — Общество трезвости. Но должна тебе сказать, что в старые времена было нечто такое, в чем крайне нуждались и в Лённе-берге, и во всем Смоланде. Члены Общества трезвости трудились в поте лица, чтобы покончить со страшным пьянством, приносившим несчастье стольким людям в прежние времена, да и поныне.

Болтунья Креса-Майя, оплакавшая пьянчужку Эмиля, заставила взволноваться все Общество трезвости. И вот троица из этого Общества явилась в Катхульт, желая побеседовать с родителями Эмиля. «Хорошо бы, — сказали они, — если бы ваш Эмиль смог прийти на вечернее собрание в Дом Общества трезвости. Там бы его обратили на путь истинный и заставили ры вести более достойный образ жизни». Мама Эмиля жутко разозлилась и рассказала, что случилось с Эмилем и с вишнями. У гостей по-прежнему были скорбные физиономии, и один из них сказал:

— Все-таки нехорошее дело вышло с Эмилем. Не мешало бы ему дать взбучку на нашем вечернем собрании. ,

И папа Эмиля согласился. Нельзя сказать, чтобы он радовался этому собранию: не очень-то приятно, когда

42