Костёр 1972-11, страница 41А между тем теперь, когда Эмиля отправляли в столярку, он брал с собой и Заморыша. Ведь в обществе маленького забавного поросенка время пролетало незаметно, да и не мог же Эмиль в самом деле только и делать, что вырезать деревянных старичков. Для разнообразия он взялся обучать Заморыша всяким трюкам. Пожалуй, ни одному лённебержцу никогда и не снилось, что обыкновенный смоландский поросенок может обучиться таким штукам. Эмиль учил его в строжайшей тайне, и Заморыш оказался понятливым учеником. Поросенок был очень доволен, когда получал от Эмиля лакомство за то, что научился чему-нибудь новенькому. А в потайном ящике за стрлярным верстаком у Эмиля был, собственно, целый склад сухарей, печенья, сушеных вишен и всяких припасов. И понятно, ведь он не мог знать заранее, когда угодит в столярку, а сидеть да голодать не хотелось. — Тут нужна хитрость, — объяснял Эмиль Альфреду и Иде. — Дашь поросенку горсточку сушеных вишен— и обучай его чему угодно. Это было субботним вечером в беседке, окруженной кустами сирени. Для Эмиля и Заморыша поистине настал миг торжества. Альфред с Идой сидели на скамье и удивленно таращили глаза: поразительно ловким оказался этот Заморыш. Другого такого поросенка они в жизни не видели. Он красиво'садился, словно" собачонка, когда Эмиль говорил «сидеть!», и лежал как мертвый, когда Эмиль говорил «замри!». Протягивал правое копытце и кланялся, когда получал сушеные вишни. Ида от восторга хлопала в ладошки. — А что он еще может? — спросила она. Тут Эмиль крикнул «галопом!», и Заморыш припустил вскачь вокруг беседки. Через равные промежутки времени Эмиль кричал «гоп!», и Заморыш чуть подпрыгивал, а потом снова весело несся во весь опор. — Ой, какой он миленький, — сказала маленькая Ида. — Хотя для поросенка это не совсем нормально,— сказал Альфред. Но Эмиль был горд и счастлив — другого такого Заморыша не сыскать во всей Лённеберге и во всем Смо-ланде. Это уж точно. Мало-помалу Эмиль научил Заморыша скакать и через веревочку. Ты когда-нибудь видел, чтобы поросенок прыгал через скакалку? Нет, не видел, и папа Эмиля тоже не видел. Но однажды, когда папа спускался с холма, где стоял хлев, он увидел, что Эмиль с Идой крутят старую воловью вожжу, а Заморыш подскакивает, да так шибко, что земля летит из-под копытцев. — Ему весело, — поспешила обрадовать папу маленькая Ида. Но ее слова не растрогали папу. — Поросятам нечего забавляться, — сказал он. — Они нужны для окорока к рождеству. А от скакания поросенок станет тощим, как гончая. Такого мне не надо. У Эмиля екнуло сердце. Рождественский окорок из Заморыша — об этом он как-то не думал. Он был ошеломлен. Уж верно, в этот день он не очень-то любил своего папу! Да, во вторник 10 августа Эмиль не очень-то любил своего папу. Солнечным теплым летним днем Заморыш скакал через веревочку на холме, где стоял хлев, а папа Эмиля упомянул о рождественском окороке. Потом папа ушел, потому что как раз в тот день в Катхульте начали косить рожь и ему надо было быть в поле до самого вечера. — Тебе, Заморыш, чтобы спастись, надо тощать, — сказал Эмиль, когда папа ушел, — а не то... ты не знаешь моего папу. Целый день Эмиль ходил сам не свой и переживал за своего Заморыша. В тот день его проказы были сущими пустяками, на которые едва ли кто обратил внимание. Он посадил Иду в старое деревянное корыто, из которого поили коров и лошадей, и играл в пароход на море. А потом он налил полное корыто воды и тоже играл в пароход на море, в пароход, который захлестывает водой, а потому маленькая Ида вымокла до нитки и очень развеселилась. Потом Эмиль стрелял из рогатки в цель — в миску с ревеневым киселем, который мама выставила остудить на окно чулана. Эмиль только хотел посмотреть, попадет ли он в цель, и не думал, что может разбить миску, хотя так оно и вышло. И тут-то Эмиль обрадовался, что папа далеко, на ржаном поле. А мама продержала Эмиля в столярке совсем недолго отчасти потому, что жалела его, отчасти потому, что надо было отнести косарям кофе. Они привыкли пить кофе в поле, так уж было заведено в Лённеберге и во всем Смоланде, и хуторяне всегда посылали детей. Что за милые посыльные были эти смоландские малыши! Они шагали по извилистым тропинкам, держа в руках корзинки с едой и кофе. Тропинки петляли по лугам и пастбищам и обычно заканчивались на скудном лоскутке пашни, заваленном валунами. Камней было так много, хоть плачь. Но смоландские малыши, понятно, не плакали, потому что среди камней росла земляника, которую они очень любили. И вот Эмиля с Идой также послали отнести еду и кофе. Они отправились в путь рано и шли быстро, крепко уцепившись за корзинку с обеих сторон. Но Эмиль никогда и никуда не ходил прямой дорогой. Ему нравилось колесить, идти кружными путями — туда-сюда, благо повсюду было на что посмотреть. И куда бы ни шел Эмиль, за ним следовала Ида. На этот раз Эмиль сделал крюк и заглянул на болотце, где обычно водилось много лягушек. И на этот раз он без труда поймал одну. Ему хотелось разглядеть ее поближе, да и лягушке не мешало бы сменить обстановку; не торчать же ей день-деньской в болоте. Поэтому Эмиль посадил лягушку в корзинку с едой и захлопнул крышку. Теперь-то она была спрятана надежно. — А куда же мне ее девать? — удивился Эмиль, когда Ида усомнилась, хорошо ли держать лягушку в корзинке вместе с едой. — Сама подумай, ведь в карманах у меня дыры. Пусть посидит немного, а потом пущу обратно в болото. А далеко в поле косили рожь папа Эмиля и Альфред.
|