Костёр 1975-01, страница 24

загладить свою вину: что не поверила Ольге сразу. А Ольга-то как раз и не думала обижаться. Она, наоборот, сама все прилаживалась, как бы сказать про завтра, про лес... Но никак это было невозможно — язык прямо не поворачивался... Наконец, мама не выдержала:

— Ну, доча! Я же нечаянно... Ты вон все суп не съешь никак, а меня уж глазами сто раз съела... Пятерку получила, так я же, наоборот — очень рада!

— Я ни капельки! — чуть ли не испуганно сказала Ольга. — Я совсем про другое...

— А, про другое! Ну тогда хорошо... А про что?

Ольга молчала. Только ложкой блестящей водила по краю тарелки.

Суп и отбивные проехали в молчании. А на середине мороженого Ольга все рассказала.

— Тут, доча, ничего особенного нет. Хочешь съездить — и съезди. Обязательно даже поезжай. Вот так и будет хорошо!..

Вечером, часов в девять, когда Ольга, спокойная и счастливая, легла спать, уже засыпала, но еще не спала, мама взяла телефон и вышла с ним в прихожую. Сквозь тоненькую стеклянную дверь Ольга услышала ее голос-:

— Марусю можно?.. Алё, Маруся?.. Ну да, это я, Настя Яковлева... Вы завтра, значит, что? У Славы? Ага, да. И я смогу, представляешь! Подвезло малость. Меня дочка отпустила... Не, в лес уезжает. — И немного подумав, добавила: — Со школой...

«Вот как значит, — сказала себе Ольга. — Она и рада, что я уезжаю!» Но не обижаться, ни даже просто думать об этом уже не было сил. Ольга уснула.

Утром она уж не помнила толком, что там было вчера. Только какая-то колючка царапнула разок сердце, и все. Да и некогда было помнить. Приходилось спешить и спешить!

Пока Ольга причесывалась в ванной, мама варила яйца, готовила бутерброды. Ольга на кухню вбежала — даже ахнула:

— Да ты что, мам?! Разве ж я столько съем?

— А тут, доча, нам с тобой вместе... Меня вчера тоже кой-куда звали, да я отказалась. А уж вечером поздно, ты спала, позвонила, что ладно, поеду...

— А-а, — Ольга сразу вспомнила, за что хотела на нее обижаться. — А когда вернешься?

— С тобой вместе. Или раньше на часок. Ты ведь в четыре?

— Да, Борис Платоныч сказал...

— Ну, а я в три или в полчетвертого. Мы еще вместе кинопутешественников поглядим!

Ольга бежала проходным двором к дому Огонькова, и было ей так хорошо, так свободно, так честно вокруг! Руку грел сверток газетный — с бутербродами и неостывшими еще яйцами. А в сердце, на месте той, вынутой теперь колючки, сладко-сладко ныло: «Какая мама у меня! Какая мама у меня — хорошая!..»

ЧЕЛОВЕК, У КОТОРОГО ВСЕ ПОЛУЧАЕТСЯ

БАКИНСКИЙ ПЕЙЗАЖ

Как только выходишь из самолета в Бакинском аэропорту, сразу же видишь на горизонте лес. И лишь когда подъезжаешь поближе, замечаешь: деревья в этом лесу металлические — нефтяные вышки. И около каждого «дерева» стоит небольшой «ослик» и мерно кивает головой. Трубы перерезаны особыми устройствами, похожими на огромные водопроводные краны, — трубопроводной арматурой. Она перекрывает или переключает поток нефти. Вентили и задвижки, как регулировщики на оживленных уличных перекрестках, всегда в работе...

ИМЕНИ ПЕТРА МОНТИНА

Во времена, когда нефтепромыслы принадлежали миллионеру НобелЮ, приказал он построить темные корпуса из ноздреватого грубого камня. И по четырнадцать часов в сутки трудились в них около горнов и станков рабочие первых в Баку металлообрабатывающих мастерских. Часто приходил к ним в мастерские молодой большевик Петр Монтин. Собирались в литейке, читали «Искру», книги Маркса и Ленина. Здесь организовали первую в Баку забастовку. В 1905 году выбрали Петра Монтина делегатом Закавказской конференции партии. Имя Монтина ныне носит завод, снабжающий арматурой нефтяников Азербайджана и Тюмени, и многих зарубежных стран.

На территории завода сейчас шум большой стройки. То и дело перескакиваешь траншеи или увертываешься от экскаватора.

Рушат стены старых корпусов и возводят