Костёр 1976-03, страница 59миллион Даниил ХАРМС Шел по улице отряд — сорок мальчиков подряд: раз, два, три, четыре, и четыре на четыре, и четырежды четыре, и еще потом четыре. В переулке шел отряд — сорок девочек подряд: раз, два, три, четыре, и четыре на четыре, и четырежды четыре, и еще потом четыре. Да как встретилися вдруг, стало восемьдесят вдруг! Раз, два, три, четыре, и четыре на четыре, на четырнадцать четыре, и еще потом четыре. А на площадь повернули, а на площади стоит не компания, не рота, не толпа, не батальон, и не сорок, и не сотня, а почти что МИЛЛИОН! Раз, два, три, четыре, и четыре на четыре, сто четыре на четыре, полтораста на четыре, двести тысяч на четыре, и еще потом четыре! Все! 56 ВЫНЕПРЕМЕННОПОЛЮБИТЕЕГОМне часто случается по разным причинам и даже без всяких причин вспоминать замечательного поэта Даниила Ивановича Хармса. — Какое счастье, — говорю я себе, — что мне удалось познакомиться с ним и даже участвовать в его жизни, работать с ним локоть о локоть, бывать в его квартире, набитой всяческими диковинками, слушать, как он читает стихи, распевает своего обожаемого Баха... Прошло бесконечно много лет, а я все так же отчетливо, как в хорошо наведенном бинокле, вижу его симпатичное лицо, явственно различаю, как шевелятся его губы в разговоре, как он откидывается назад, смеясь от души удачной шутке, а его светлые глаза так и сияют от удовольствия... С первой же минуты знакомства Хармс показался мне совершенно необыкновенным человеком — странным, загадочным, словно с другой планеты, обладающим какими-то прекрасными тайнами. Я заметил, что люди, хоть раз встречавшие Хармса, поспешат сообщить вам, что был он чудаковат, любил показывать фокусы, не прочь был разыграть кого-нибудь, подурачиться и что вот этот фотопортрет был сделан на высоте 6 этажа Дома книги в тот день, когда на спор с поэтом Н. М. Олейниковым Даниил Иванович, завязав глаза платком, перешел по карнизу из окна одного издательского кабинета в другой... Действительно, в натуре Хармса было немало странностей, можно даже сказать, из них был вылеплен и он сам, и весь его чудесный талант. Неиссякаемый выдумщик, оригинал, Даниил Иванович в жизни выглядел, как персонаж собственных, диковинных произведений. Он был и ученейший Карл Иванович Шустерлинг, и таинственный профессор Трубочкин. И хитрый таксик «с морщинками на лбу» — тоже он сам, да и развеселый Колька Панкин, слетавший в Бразилию, также сам Даниил Иванович — беспечный, искренний, по-детски простодушный. Читая Хармса, вы узнаете, что страна Фистолия находится в Компотии, и даже научитесь разговаривать на трамвайном языке и поймете, зачем индейцы привязывают на шею бизонам колокольчики.
|