Костёр 1976-11, страница 25
стовку чернокожих докеров, стреляя по ним, как по дичи. Слушая рассказ о малолетних убийцах, я все думал: «Ведь у всех этих ребят, кроме прошедших нацистскую школу отцов и дедов, есть еще матери. Неужели женщинам не страшно видеть, как дети становятся преступниками?» Ответ на свой вопрос нашел в «Трансваалер» — одной из газет расистов: «Если мы, четыре миллиона европейцев, хотим и впредь сохранять в этой стране свое господствующее положение, нам нельзя ни на минуту забывать о растущей массе чернокожих, мулатов и цветных. Их уже 15 миллионов, и каждый из них, если не сегодня, то завтра, потребует равноправия. Лига белых матерей призывает всех женщин нашей расы воспитывать своих детей стойкими борцами. Не бойтесь, если в характере вашего сына или дочери развивается беспощадность. Мягкая сострадательность для них будет губительной. Истинный патриот нашей расы должен держать в руках меч!» Автор этой статьи — Гертруда Цейцлер. Немка по национальности, она родилась и выросла в Уолфиш-Бее. Здесь ее все знают, но больше говорят о ее детях, семнадцатилетней Эльзе и пятнадцатилетнем Вилли. Эта юная парочка прославилась своими «забавами». Зная, что тротуары в городе поделены на «черные» и «белые», и на ту сторону, где ходят европейцы, африканец никогда не зайдет и должен загодя остановиться, если белый переходит перекресток, ЭЛЪза и Вилли устраивают засады. Они выскакивают на перекресток так внезапно, что африканцу деваться некуда. Он обя 22 зан остановиться и ждать, пока ему позволят пройти. Юные садисты этим и пользуются. Вытащив из сумки дохлую кошку, они кидают ее в лицо несчастному и с диким гиканьем носятся вокруг. Как-то защищаться он не может. Это значило бы нарушить «закон о повиновении». А за нарушение — суд. И неизвестно, каким окажется приговор. Конечно, не все белые благосклонно взирают на подобное надругательство над человеком. Но самое тяжкое преступление, которое европеец может совершить в Южной Африке, это ударить, оскорбить или унизить человека своей расы в присутствии чернокожих. Чернокожие должны знать: белая раса монолитна, ее представители спаяны взаимной симпатией и всегда готовы поддержать друг друга. ЧТО ТАКОЕ БАНТУСТАН? Вся территория Южной Африки сейчас поделена на зоны. Самая большая из них, занимающая 87 процентов всей площади, объявлена суверенным государством белых, то есть Южно-Африканской Республикой. Остальная площадь страны— это бантустаны, будто бы тоже суверенные государства, куда согнано все многомиллионное африканское население. Теперь все они считаются не гражданами ЮАР, а подданными бан-тустанов, «освободившихся» от колониальной зависимости. Что вы, какие колонии! ЮАР всем дала свободу. А жить в бантустанах нечем. Здесь нет возможности развивать продуктивное земледелие, нет никаких полезных ископаемых и вообще нет ничего, что позволяло бы строить независимую экономику. Все основные богатства страны сосредоточены на территории белых. Но у них нет рабочей силы, они привыкли жить господами и никакой работой сами не занимаются. Поэтому всю массу рабочих ввозят «из-за границы», то есть из бантустанов. В собственной стране африканцы превращены в «иностранцев». А коль так, им нечего на что-то претендовать. Не нравятся порядки ЮАР, пусть убираются в свои бантустаны. Расчет расистов понятен:голод заставит смириться. Бантустаны создаются и в Намибии. Территория одного из них начинается сразу за Уолфиш-Беем. До ближайшего поселка, кажется, не больше полутора километров. Но пока пройдешь петляющую меж зыбучих барханов дорожку, весь взмокнешь. В одиннадцать часов дня солнце здесь почти в зените. На небе скопище облаков, но дождя нет и не будет. Пустыня! Ноги до щиколоток тонут в песке. Он набивается в туфли и жжет, как раскаленные железные опилки. Метров за двести до поселка путь преграждают колючая проволока и закрытые ворота. За воротами будка из фанеры и шифера и сонный констебль — бантустановский полицейский, выполняющий роль стража «границы». Замызганный, лосз нящийся мундир, не по росту длинные синие брюки, обтрепанные, в заплатах. Констеблю лет сорок—сорок пять. Увидев нас, подхватился, вприпрыжку ковыляет навстречу. — Добрый день, баасы.* Извиняясь, напоминает, что без особого разрешения белым вход на территорию бантуста-на запрещен. Тогда Гарри небрежно сует ему какую-то бумажку. Нет, вовсе не разрешение, просто бумажку, но на ней что-то написано, и неграмотному констеблю этого достаточно. — Да, баасы, хорошо, баасы. На маленькой замусоренной площади поселка — стайка нагой детворы. Один малыш колотит в тамтам, другие скачут вокруг. Когда мы стали подходить к ним, кинулись кто куда. Дома — глинобитные, крытые камышом и дранкой. Окна — пустые проемы. Стекол нигде нет: они дорого стоят. У одного из домов на пере- * Господа |
