Костёр 1977-02, страница 39И тем не менее мальчики не сомневались, что все теперь будет «якши», что стоит прийти поезду — и они тут же простятся с полустанком Кукушкино. А поезд подходил. Далеко в полях пропал его чуточку печальный голос. Потом голос повторился, прозвучал раскатистее, задорнее, слышнее, и на платформу вышел дежурный с зажженным фонарем. Дежурный поднял фонарь над головой, и через две-три минуты поезд вылетел из темноты, засверкал мощным прожектором паровоз, осветил черные шпалы, осветил длинные, блестящие рельсы и, сильно расталкивая воздух, загрохотал мимо платформы, мимо дежурного, мимо вокзала, мимо мальчиков. Поезд был грузовой, и полустанок он пролетел напроход. Поезд был с танками. Тяжелые, черные, с грозно устремленными вперед стволами пушек, они мчались друг за другом, и казалось, вся земля дрожит от их стальной тяжести. Казалось, это не поезд несет их вперед, а сами танки несутся с грохотом и лязгом в ту западную сторону, где холодные ночные поля и ночное небо слились в одну мрачную полосу. Танков было так много и они пролетали так быстро, что у Мити закружилась голова. Он отвернулся, а когда снова глянул, то грохот поезда уже затих, фонарь дежурного опустился, помелькал огоньком туда-сюда, поплыл за угол вокзала, там стукнула дверь — вот и все! — Вот и все, — сказал Митя. — Как теперь быть? — Как быть, как быть! Ждать, терпеть, — ответил Саша и махнул рукой в сторону вокзала. — Пойдем, погреемся. Греться пошли в зал ожидания. Там было так темно, что собственной руки не разглядеть, лишь смутно белел квадрат окна, выходящего на перрон. В зале стояла мозглая сырость, пахло, как в погребе. Митя осторожно прикрыл за собой дверь на пружине, прошептал: — Тут где-то печка... Мальчики, натыкаясь на деревянные диваны, стали искать печку. А рядом, за тонкой стенкой, вдруг тихо зажужжало, негромко звякнуло, и высокий мужской голос прокричал: — Тюнино! Тюнино! Триста восьмой-бис через Кукушкино проследовал. Вы меня поняли? Я вас понял. Ага! Снова звякнуло, голос умолк. — Дежурный по телефону разговаривает. Не шуми, 'а то услышит, — прошептал Митя, опять ударился коленкой о диван и тут наткнулся ладонями на железный округлый печной бок. Саша тоже добрался до печки: — Едва тепленькая. Чуть живая... — Я сам чуть живой. Есть хочется. — Давай поедим. Провиант при нас. Мальчики влезли с ногами на диван, прижались к печке. Саша старательно засопел, стал в темноте расстегивать пальто, доставать провиант. В Митину ладонь ткнулась плоская корочка. — Ты что? Разве больше нет? — Есть. Но больше нельзя. Я себе отломил 35
|