Костёр 1977-09, страница 10

Костёр 1977-09, страница 10

Вика больше ни о чем не расспрашивала папу, она поднялась со стула.

— Извините. Я пойду. А то вас ждут кошки.

— Меня всегда ждут кошки, — тихо произнес папа. И зажег погасшую сигарету.

— Вы только Инге ни слова, что я приходила, — сказала Вика.—Усекли?

— Усек, — вздохнул папа.

Дверь отворилась, и в кабинет просунулась большая голова дога.

Ах эта вездесущая Вика, эта девушка из кино, девушка в стоптанных туфлях, в клетчатых брюках, в куртке с капюшоном и с кондукторской сумкой на плече! Никто не посылал ее в эту трудную разведку, никто не поручал дознаваться, что происходит с Ингой. Беспокойное сердце превратило ее в разведчика судьбы — сперва подсказало, что девочка неспроста не хочет жаловать «чужую» маму, потом приказало: иди, узнай, разведай. И она пошла.

Теперь Вика все знает, все понимает. ИнгА для нее уже не капризная девчонка, не ломака, а человек, которого можно понять. Понять и пожалеть.

В первую очередь надо все рассказать Вере. Пусть все знает. Пусть решает, как быть дальше. Если она человек, то решит как надо. Правильно. И никаких Брусничкиных!

Потом надо поговорить с Ингой.

А Карелину ни слова. Еще схватится за голову. Скажет, нельзя снимать девочку, если у нее горе. Придется Брусничкину. Она, Вика, не может слышать этого имени — Бруснички-на! А он уже распорядился позвать ее. И завтра утром будет поджидать эту краснощекую, нос картошкой, глаза круглые, словно их начертили циркулем, а потом раскрасили зеленой акварельной краской. Эта Брусничкина все повторит, что покажут. Как попугай. Но сыграть она не сможет. Попугаи не изображают страдания. Долой Брусничкину! Никаких Брусничкиных! Будет Инга, и весь разговор!

И вот теперь Вика идет к Вере. Она не застает ее дома и бежит в парикмахерскую, где, по словам матери, должна быть артистка. Вика находит Веру, вытаскивает ее из-под фена, с сырой головой, и ведет в укромный уголок.

Она говорит:

— Слушайте!

И рассказывает про ветеринарную лечебницу, про больных кошек и собак, про доктора Орлова, про «скорую помощь», которую, как скорлупку, раздайил тяжелый самосвал.

Обе женщины всплакнули.

Потом вытерли глаза. Вздохнули.

— Вот ведь какая история, — сказала Вика.

— Я была крохой, когда мать ушла на фронт, — вздохнула Вера. — А по ом вме-то матери вернулся незнакомый с )лда в сапогах, в шинели, с палкой. Мне говорят — это твоя мама, а я не верю и реву. Какая же мама, если это солдат!

...Когда Инга сбежала со школьного крыльца, ее ждала Вика. Некоторое время девочка удивленно смотрела на Вику, а Вика молчала. Не бросилась к ней, не хватала за руку, не кричала «скорей!». Это насторожило Ингу.

— Съемок не будет. Не готовы декорации. Свободный день! — наконец сказала Вика.

Она была какой-то новой, словно ее подменили.

Они зашагали рядом.

Вдруг Вика сказала:

— Инга, я все знаю... про твою маму. Раньше не знала, теперь знаю... Ты не сердись на Веру. Она хорошая. Она тоже не знала. Вера не собирается заменить тебе маму. Просто работает с тобой вместе. Она не задавала, хотя и народная... Вера, можно сказать, ради своей матери жизнь загубила.

И тут Инга в первый раз спросила, а до сих пор только слушала:

— Как загубила?

— Мать-то ее прикована к постели.

— Зачем... прикована?

— Ранена была, вот зачем. Вера всю жизнь отдала матери. Врачи, лекарства. Ты — будущий врач—должна понимать. Она могла бы замуж выйти. Жизнь устроить. Видная женщи1 на... Народная артистка...

Инга ничего не ответила. Она еще не поняла, почему Верина мама ранена и почему Вера жизнь загубила.

Так они шли молча.

У одного дома Вика сказала:

— Здесь они с мамой живут... на втором этаже... Видишь два окна?

— А мама все болеет? — спросила Инга, глядя на Верино окно.

— На войне она была санитаркой. Ранило.

— Разве в санитарок стреляют? — Инга недоверчиво посмотрела на свою спутницу.

— Пуля не разбирает, где солдат, где санитар.

— Почему... не разбирает?

— Не знаю... почему, — призналась Вика.— Я ведь на войне не была.

Они стояли молча. Инга все разглядывала окно. Потом обе побрели дальше.

— Понимаешь, людей жалко. Веру и ее мать. И тут еще вчерашняя история...

— Какая история? — спросила Инга.

— На вокзале. Сцена-то не вышла. Три дубля — в корзину. Вера плакала...

Инга удивленно посмотрела на Вику.

— Она плакала по кино?

— Да не по кино, по жизни. Ревела она с горя! Надо ей помочь!

— Надо, — не сразу сказала Инга.

Вика остановилась и вдруг расцеловала Ингу.

— Ты у меня девка что надо! Я знала, что ты -человек! Мы с тобой будем друзьями на век. жизнь. У меня тоже мамы нет. Я детдомовская... Я не зря новые туфли сносила...

На улице было много народу. И две подруги, большая и маленькая, пропадали в толпе и

8