Костёр 1977-11, страница 11

«Ну куды, спрашивается, броненосцу до фрегата, — рассуждал он. — Небо задымит, море растревожит, летом на ем духотища, а уж кочегарам чистый ад... эх! — вздыхал он, вспоминая стройность и опрятность парусников, их плавное скольжение, головокружительную высоту мачт, которые по ночам царапали звезды, сладковатый запах дерева — так же в детстве пахли стены отцовской избы, отчего корабль становился только роднее, а какой же запах на этих железках. Однако любопытство все равно разбирало, и, заглядывая в трубу, он как бы сам переносился на палубу корабля, и временами, забывшись, он драил вместе с матросами палубу, натирал до блеска медяшку, авралил вместе с командой и по вечерам отдыхал, наблюдая, как на юте перетягивают матросы канат. Возвращался в дом счастливым. Старая только головой качала — «дите и дите»...»

А тут совсем, видно, рехнулся старик — второй день как торчал он в своем куцем бушлате на ветру со своей дурацкой трубой. «Не дай бог, грудь застудит, чахотку наживет», — думала бабка, и когда к обеду дед спустился с посиневшим лицом, лопнуло терпение бабки.

— Никудыть я тебя боле не пущу, — сказала она решительным тоном.—Ты занеможешь, а мне за тобой ухаживать. Поглядел и довольна.

— Что ты понимаешь? — проворчал дед, наливая себе для согреву водки. — Народ, вон, на эскадре супротив царя поднялся.

— Не пойдешь, и все! — повторила бабка. — Не пущу!

— Заладила одно — не пущу да не пущу...— не выдержав, повысил голос старик. — А того не понимаешь, что могут по ним начать палить!

— Господи! — вздохнула бабка. — Неужто дойдет?

— А кто его знает, дойдет чи не дойдет, — проговорил старик. — Силища-то за Чухни-ным стоит. И солдатиков на берег согнали. Ой, не нравится мне все это.

— Как же они посмели против самого ба-тюшки-ампиратора подняться?! Он же как-ни-как помазанник божий...

Дед Матвей поднял удивленные глаза, даже головой покачал.

— Что-то ты шибко умной стала...

— А ты сам посуди, — возразила бабка, наливая в тарелку борща, но договорить она не успела — от залпов зазвенели на окнах стекла, и дед Матвей, так и не испробовав борща, схватил со стола свою трубу и побежал на башню. Сильная тревога вдруг охватила бабку, и, повернувшись к образам, она стала часто, неистово креститься.

Срок ультиматума два часа

Возвращаясь назад мимо все тех же пустынных палуб, мимо иллюминаторов с бледными лицами, он понял, что времени, которое им

нужно было для победы, у них не будет. Даже последние идиоты в такой ситуации, когда броненосцы держат правительственный гюйс, принялись бы за дело, а Меллер-Закомельский и Чухнин не идиоты. Это военные, имеющие к тому же опыт по усмирению бунтов.

«Скорее всего это произойдет сегодня, — подумал Шмидт. — Они не станут ждать прихода ночи, потому что ночью мы можем присоединить к себе еще ряд судов с ненадежной командой, которая сейчас заперта в кубриках. Стало быть, сегодня...»

На траверсе Павловского мыска катер «Смелый» с освобожденными потемкинцами пошел в дивизию, где их уже с нетерпением ждали. На то время, пока катер пришвартуется к портовой стенке — всякое ведь могло случиться, — Шмидт велел застопорить машины. Контр-ми-ноносец застыл неподалеку от Графской. И сразу стало слышно, что на пристани поют гимн. Долетали даже слова: «Бо-же, царя храни... Сильный держав-ный... царствуй на сла-ву... на славу нам... царствуй на страх вра-агам... царь пра-вослав-ный...» Шмидт прильнул к биноклю. Перед глазами замелькали ризы священников, лица матросов, солдат, каких-то офицеров. «Однако что-то явно затевается», — подумал он, и сердце болезненно сжалось.

— Товарищи!.. То-ва-рищи!.. Мы счастливы поздравить вас с освобождением!..

Высоко в поднебесье белым облачком носилась стая голубей.

— ...В вашем лице мы счастливы приветствовать первых борцов за свободу... Вы показали нам пример борьбы, и мы...

Где-то звонили в колокола.

— ...последовав вашему примеру, поднялись на борьбу с самодержавием...

Две тысячи глоток надрывались в едином «ура». От этого ликующего крика звенело в ушах, и председателю совета Вороницыну хотелось, чтобы крик этот пронесся над городом как гром. Победоносный крик свободных людей.

— ...Чухнины и Меллер-Закомельские мечтают нас запугать. Вон, даже 6afapeio установили на Историческом бульваре. Но жерла орудий, направленных в нашу сторону, нам не страшны! Потому что мы верим — артиллеристы не станут в угоду генералам стрелять по своим братьям! И если сами генералы не поняли этого сегодня, то они поймут это завтра, и тогда, товарищи... мы станем первыми... кому удалось... выиграть неравную схватку с самодержавием!

Приказав готовить артиллерию к бою, Шмидт впервые вспомнил о «Пушкине» — пассажирском пароходе, который стоял на якоре в ста саженях от крейсера. Утром они задержали его, предполагая, что на нем окажется очередное пополнение. Десанта не было, но не

9