Костёр 1977-11, страница 13— Здесь я, — отозвался матрос, появляясь перед Шмидтом. — Давай на «Свирепом» выручай «Буг»! — Неужели все так серьезно? — спросил Вороницын, который только что прибыл на крейсер. Шмидт резко повернулся. — Нет, в бирюльки с нами сейчас будут играть! — вскипая, бросил он, и в этот момент сверху раздался голос марсового матроса: «На лодке подняли сигнал: „Бугу" освободить конец». — Пугни их, Сиротенко, — крикнул Шмидт. — Знаю, знаю, что нет у тебя мин, а ты все равно сыграй минную атаку. Отвлеки на себя «Терец»! — Офицер на «Терце» наводит на «Буг» носовое орудие! — предупредил марсовый. Вскинув бинокль, Шмидт легко узнал офицера. Это был лейтенант Ставраки, его однокашник по училищу. Порывистый, вспыльчивый, бесконечно самолюбивый Ставраки бредил дуэлями, наградами, рассуждения Шмидта о справедливом переустройстве мира считал блажью, недостойной военного моряка. Чтобы доказать свое превосходство, он однажды бросился с Николаевского моста в Неву, за что отсидел положенное ему в карцере, но слава отчаянного кадета за ним осталась. А как, уже став офицером, он жаждал военной славы, как тосковал по крестам и именному оружию! Он и в Севастополь напросился потому, что на Братском кладбище рядом с Хрулевым и Тотлебеном был похоронен и его отец — генерал морской артиллерии, памятник которому сын заказал в виде мраморной пушки. Пожалуй, из всех офицеров он был единственным, кто мог сейчас сыграть ва-банк. И все-таки Шмидт вздрогнул, когда грохнуло носовое. Шмидт взглянул на часы. Было 3 часа 15 минут. До окончания срока ультиматума оставалось более полутора часов, стало быть, подумал он, Ставраки все делает на свой страх и риск. Неужели этот идиот рискнет повторить стрельбу? И, словно отвечая на этот вопрос, грохнуло кормовое орудие «Терца», и, окутавшись паром, «Удалец» развалился пополам. — К бою! — крикнул Шмидт. Он слышал, как за спиной ударили колокола ближнего боя. «Свирепый» уже буравил воду у входа в Южную бухту. «Ну, Сиротенко, давай же! — мысленно кричал он, глядя, как, стреляя скорострельными, Ставраки ставит огненный заслон на пути у движущегося по инерции «Буга». Перегородившие бухту фонтанчики взрывов ложились в одну линию, как бы образуя полосатый шлагбаум, миновать который не было никакой возможности. «Сволочь! — подумал Шмидт. — Азартная сволочь, ведь случайно попавший снаряд унесет десятки тысяч жизней!» Он не сразу понял, что произошло. Накренившись на борт, «Буг» вдруг стал тонуть. «Кингстоны... Матросы открыли кингстоны!» — наконец осенило его, и мысль, что городу больше не грозит опасность взлететь на воздух, обрадовала его. Через минуту только мачты «Буга» торчали из воды. «Все, конец!» — подумал Шмидт, опуская ненужный более бинокль. И в ту же секунду на «Ростиславе» сверкнули орудия главного калибра. Послышался нарастающий гул. И крейсер «Очаков» содрогнулся от страшного удара — снаряд угодил в камбуз... — К орудиям! — крикнул Шмидт, заметив краем глаза, что «Свирепый» уже развернулся и пошел в атаку на корабли, стреляющие по крейсеру. Носовое, где хозяйничал командир Антоненко, сделало первый ответный залп. И рядом с «Очаковым» уже вовсю огрызался из скорострельных пушек «Гридень». Бабка Анисья Предчувствие неожиданной беды-лихоманки гнало бабку Анисью по чистеньким корабель-ским улицам, гнало, несмотря на грохотание, 11
|