Костёр 1977-11, страница 7

сия! Весь русский народ!.. Разбейте люки, выйдите на палубы, да здравствует революция!

«Они должны это услышать, — думал он.— Должны! Обязаны! Нельзя иначе...»

— Шкура матросская!.. Подлец! Подлец! Подлец!

Шмидт поднял голову.

Это кричал маленький темнолицый Глизян. Другие кричали еще похлеще. Но, перекрывая всех, вдруг раздался голос Ратькова.

Петя! — крикнул Ратьков с мостика и поднял над головой красный флаг. — Петя, ты был моим товарищем, отныне же я презираю тебя! Вот твое хваленое знамя свободы... Смотри же, что я делаю с ним... Да, я плюю на него! Вот так... Вот так... Вот как мы поступаем с твоим флагом! Вот, смотри!.. — И, бросив флаг под ноги, Ратьков стал Топтать его, выкрикивая: — Мы так же растопчем и всех вас! Смотри... вот так... вот так... вот так...

Шмидт почувствовал, что задыхается. Лучше бы этот негодяй выстрелил в него. Ей-богу, лучше умереть, чем видеть такое... И хуже всего было то, что этому никак нельзя было помешать, и оставалось только одно — сцепить покрепче зубы и сглатывать комок, который вдруг застрял в горле.

Наконец Шмидт опомнился и дал знак Мар-тыненко. Он слышал, как на мостике звякнула ручка телеграфа и как вскипела под винтом вода. И матросские лица в иллюминаторах поплыли влево, но теперь он плохо различал эти лица. Он словно вновь окунулся в туман. В такой же бело-розовый туман, в котором утром купался город. Белый город на серых холмах. Прекрасное зрелище, когда молочный кисель стекает по крутым склонам. Нет никаких склонов — все в тумане. Словно на шаре

ты попал в облако. Но почему исчезли вдруг все звуки? Все звуки, кроме одного, — короткие удары молотка. Словно где-то забивают гвозди. Где-то совсем близко. Это Голгофа — догадался он. — Кресты сколачивают... Кто-то всегда сколачивает кресты... Есть даже такая профессия — сколачивать кресты. Конечно, за деньги. И еще есть профессия — пригвождать к крестам людей. Конечно, тоже за деньги. И есть такая потребность у людей — идти на крест. За убеждения...

Он вдруг увидел зеленую воду, которая клокотала, бурлила и пенилась в двух саженях от него, и понял, что на какое-то мгновение терял сознание. Вот и произошло то, о чем так настойчиво предупреждали врачи. «Пустяк, — подумал он, — обойдется».

«Почему они не убили меня?.. Растерялись?.. — продолжал думать он. В отяжелевшей вдруг голове мысли сталкивались, как бильярдные шары, и с треском отскакивали друг от друга. — Ведь по уставу они обязаны застрелить меня... Убить... убить... убить... На «Ростиславе» это не произошло, теперь на очереди «Три святителя»... Знакомый канатный ящик. Электрическая лампочка, которая горела день и ночь... Рези в глазах...

Боже, какая все-таки громадина эти «Святители»— 13318 тонн!.. Самый тяжелый броненосец на флоте. Четыре 12-дюймовки, двенадцать 6-дюймовок, пятьдесят скорострельных пушек, шесть минных аппаратов... Если на «Святителях» меня встретят так же, то всю эту огневую мощь следует приплюсовать к четырем 10-дюймовкам, восьми 6-дюймовкам, тридцати скорострельным и шести минным аппаратам «Ростислава»! Много! Но это еще не все.