Костёр 1982-01, страница 32

I

встал лицом к строю, заговорил. В его голосе не было обычного в таких случаях надсадного «строевого» крика, который словно кнут дрессировщика превращает одетых в форму людей в послушные автоматы. Всеволод Федорович говорил спокойно и просто. Он обращался к матросам в полной уверенности, что слова его встретят понимание.

— Сегодня я принял командование крейсером. Судьба свела нас с вами на одном корабле. Хочу, чтобы вы запомнили: каждый из вас служит не мне или кому-то из господ офицеров. Мы все служим отечеству, России! Честь велика! Потому я никогда и никому не прощу поступка, марающего эту честь! Не прощу плохой службы! Уж если стрелять, то с первого снаряда — в цель. А коли в поход, то не оповещать весь Тихий океан об этом. Взгляните: у нас два котла под парами, а дымим как целая эскадра! Кочегары .должны топить так, чтобы только горячий воздух дрожал над трубами! Ведь мы — боевой корабль, а не плавучая баня!

Без всякой команды экипаж вдруг грянул «ура!»

Руднев повернулся и, сопровождаемый офицерами, направился в кают-компанию. Последним плелся корабельный священник. Он никак не мог взять в толк — каким образом новому командиру удалось вызвать такое воодушевление в матросиках, ни разу не помянув православную веру и государя императора?

В кают-компании командир огласил второй приказ: отпуска на берег в ближайший месяц запрещены, по кораблю объявлена учеба всех служб, особо — артиллеристов и механиков.

В первые дни общекорабельных учений несколько офицеров подали рапорты о списании с «Варяга». Руднев их не задерживал.

Узнав об открывшихся на крейсере вакансиях, лейтенант Беренс тотчас явился к адьютанту командующего эскадрой, с которым был в дружеских отношениях.

— Виктор, на «Варяге» есть место старшего штурмана. Я хотел бы его занять.

— Тут, милый Евгений, даже адмирал Старк тебе помочь не сможет. Руднев договорился с ним, что назначения тот подписывает только с согласия нового командира! Каков Всеволод Федорович? И потом, зачем тебе, флаг-офицеру флота, туда идти? Там, говорят, сейчас такое творится! Офицеры не имеют возможности провести вечерок на берегу, отдохнуть от запаха матросских кубриков. Выбери себе корабль поспокойнее. Вот «Ретвизан» в Нагасаки скоро отправляется...

— И все же я хотел бы служить на «Варяге»!

— Вольному — воля. Поезжай к Рудневу. Если понравишься — адмирал подпишет приказ.

Через три дня кают-компании был представлен новый старший штурман крейсера лейтенант Беренс.

Корабль напоминал муравейник, проснувшийся от зимней спячки. Заново окрашивались в серо-зеленые защитные цвета надстройки и корпус. Проводились аварийные и шлюпочные учения. По нескольку раз в день объявлялись (несмотря на идущие работы) минные тревоги. По такой тревоге следовало срочно опустить с бортов противоминные сети. Руднев требовал, чтобы эту работу могли выполнять все матросы корабля, а не только специально выделенные люди боцманской команды. Непривычные к столь длительному авралу офицеры едва не валились с ног от усталости. Однако к ужину являлись подтянутые, в безупречных парадных кителях. Но даже эта традиционная парадность вечерней кают-компании не навевала, как раньше, темы для бесед, не относящейся к службе.

Беренс и граф Нирод так и не сумели толком поговорить. Времени у каждого было в обрез. Только однажды, когда офицеры еще не садились за стол, лейтенант отвел Нирода в сторону:

— Алексей, я занял место старшего штурмана, которое по праву принадлежит тебе. Я знаю также, что рапорт командира о присвоении тебе звания уже пришел к наместнику... Скоро ты * получишь звездочку. Но если желаешь после этого остаться на «Варяге» — я уйду...

— Звание меня не заботит, — спокойно ответил Нирод, — поверь, я искренне рад, что мы опять вместе. Ты мне лучше вот что скажи: отчего это морячки наши потеют на авралах и тревогах вдвое больше прежнего, а все-таки словно на крыльях летают по кораблю? Веселы, беззаботны... А о рапорте я знаю. Фон Бэр его давно должен был отправить, но в Нагасаки я случайно какого-то японского фабриканта в канал бросил...

— Случайно?

— Вот именно, — ухмыльнулся мичман. — Совершенно ненароком!

В Нагасаки русская эскадра проводила порою долгие месяцы. Делали мелкий ремонт, пополняли запасы угля, продовольствия, воды. Николай II полагал, что таким образом Россия запугает Японию мощью своего военно-морского флота.

Однако эффект получился обратный. На это время офицеры японского флота становились торговцами, грузчиками, уборщиками. Они не только знали в лицо всех русских морских офицеров, но досконально изучали возможности каждого ко-

mJ

рабля, каждого механизма, орудия.

Чины японской разведки дотошно опрашивали по вечерам рабочих, занятых на ремонте кораблей. В своих отчетах они могли указать даже номера броневых листов с ослабленными заклепками.

Рассказывают, что генерал-лейтенант японского корпуса корабельных инженеров, который впоследствии руководил подъемом крейсера «Варяг», выдавал водолазам подробнейшие чертежи крепления орудий, мачт, вентиляторов, труб, которые они снимали, чтобы облегчить подъем.

ф

Продолжение следует