Костёр 1983-05, страница 34

На большой переменке мы сговорились с мальчишками сбегать и посмотреть на паводок. Но неожиданно на уроке арифметики Кольку Пухова вызвали к директору школы. Колька побледнел и вышел, не собирая портфеля. Мы уже знали, что означали такие вызовы...

Колькина мать, как получила «похоронку», так и просидела с ней в руке посреди комнаты до прихода женщин. Пришел и дедушка Леонтий. Совсем старенький.

— Марья!—сказал он тихо. — Иди работай, милая. Поплакать—поплачь, а убиваться не смей. Да и нет таких слез, что оттуда выплакивают. Иди. Работай...

Он подошел к ней и взял за руку. Она послушно встала.

— Иди, — сказал дедушка. — Как-нито сообща с бедой справимся.

Однажды перед рыбалкой мы забежали к дедушке за крючками, которые он умел делать из гвоздей, и увидели, что он сидит, неуклюже прижав к себе окостеневшими руками ружье. Сидит, спиной подперев дверь магазина. Любопытный паучок спустился с крыши к самому лицу дедушки и проворно побежал по серебряной ниточке вверх. Когда мы подошли совсем близко и увидели этого паучка, в страхе попятились. Дедушка не дышал.

Как всегда, когда долго ждешь, радость приходит неожиданно. Нас разбудили ранним майским утром. Уже рассветало, но будильник еще не звонил. В дверь остервенело замолотили кулаками. Мать прямо с постели бросилась к двери. Вбежала соседка.

— Степановна! — закричала она. — Война кончилась! .

Они стали целоваться, обниматься и плакать.

Я выскочил на улицу следом за ними.

Утро занялось вовсю. Где-то на краю поселка неудержимо радостно заиграла гармошка. Бабьи голоса пополам со слезами запричитали со всех сторон, и все, что было в поселке живое, точно река, прорвавшая лед, потекло на станцию.

Со скрипучей деревянной трибуны кто-то говорил речь, кто-то неутешно рыдал, кто-то отплясывал чечетку...

В толпе нас разыскал и собрал Колька.

— Берите поджиги, — сказал он.

Кладбище пахло сыростью и прелью. Заря

порозовила стволы тополей. Было зябко и немного жутковато. Мы сгрудились возле могилки дедушки Леонтия, стараясь от страха держаться друг возле друга.

Колька поднял свой поджиг.

— А война-то, дедушка, кончилась... —

сказал

он.

И мы разом чиркнули спичечными коробками по запальным спичкам своего оружия.

Трескучий залп рванул кладбищенскую тишину и эхо от него постепенно угасло, точно ушло глубоко под землю.

ЧОМГА

И. ЛЕБЕДЕВ

На Сухумском побережье Черного моря январь дышит не холодом, а весенней свежестью и теплом. Я прогуливался вдоль берега и любовался морем. Невдалеке плавали чайки, чомги и бакланы — здесь они проводят свою зимовку.

На берегу, у кромки воды, сидела чомга и клювом чистила живот. Я остановился и стал наблюдать за ней. То, что птица чистится — не удивительно, так поступают все птицы. Но чомга почему-то упорно чистила только живот. Я подошел поближе, птица подняла голову, привстала на лапки-весла и, спотыкаясь о камешки, пошла мне навстречу. Она то и дело теряла равновесие, падала грудью на камни, издавала горлом какие-то непонятные звуки.

Я взял чомгу на руки. Ее белоснежная грудь и живот были черными от мазута. Надо спасать птицу! Я принес беднягу домой. Перво-наперво надо птицу накормить — пошел за рыбой. Купил мелкой рыбешки на рынке, покормил, чомга тут же уснула, спрятав острый клюв под крыло.

Утром мы с чомгой позавтракали, и я стал всеми доступными мне способами чистить перья бедной птицы. Ничего не получалось! Мазут не отмывался. Как помочь беде? Положение казалось безвыходным.

И тут меня осенила мысль: надо сходить в химчистку!

Работники мастерской охотно откликнулись на мою просьбу помочь птице. И уже через час мы с чомгой шагали домой. На белоснежной груди и животе чомги играли солнечные лучи.

Прожила у меня чомга еще двое суток. За это время окрепла, отдохнула, вдоволь отоспалась. А на третий день я отнес ее к морю и выпустил. Она сделала несколько шагов, остановилась, осмотрелась и вошла в воду.

Сияя белоснежной грудкой, птица поплыла все дальше и дальше от берега.

31