Костёр 1983-09, страница 24

Иногда он останавливался, шевелил усиками, прислушивался: не катит ли зима? И «ему навстречу тащила свои звенящие слюдяные крылья попрыгунья-стрекоза. Уже сейчас ей было знобко ступать в балерининых тапочках по сырой земле.

— Она насмерть замерзнет? — заволновался

вдруг Мишка.

Людмила Васильевна, сохранив строгость в

лице, досадливо ответила:

— Ты не понимаешь смысла басни, Гаечкмн.

Она хотела еще раз растолковать, почему муравей не пустил стрекозу в дом, но школьная нянечка так зазвонила в медный колокольчик, что учительница еле перекричала шум, задавая

уроки на дом...

Мишка выскользнул из школьного двора самым первым и решил, что никто не видел глиняно-желтых, больших для его нот ботинок. Они, правда., не болтались, потому чтг© на нем были еще толстые вязаные носки, но ©се же он прятал их

от чужих глаз.

Попутчиков у него не оказалось, кроме сухих листьев, которые, перегоняя е<го, неслись вдоль по улице. И тут Мишка услышал за спиной чей-то

масляный голосок:

— В песочек пошел играться? — румяный, как городская булка, одноклассник, видно от скуки,

решил его подразнить.

— А тебе завидно? — буркнул в «ответ Мишка, боясь, что тот заметит сейчас ботинки.

Он выставил перед толстячком левую ногу (ботинок на ней выглядел приличнее) и спросил:

— Видал?

— Ну и что? — озадачился насмешник.

— А то! Это семимильные ботинки.

— Такие только в сказке бывают, и то сапоги...

— А давай попробуем наперегонки!

И они рванулись по извилистой дорожке, размахивая портфелями и пугая заплутавших кур.

Сопящего от натуги и закутанного по горло толстячка Мишка обогнал легко. Добежав до злополучной песчаной горки, он передохнул и крикнул:

— Ну что, видал?

...Дома в первый раз затопили печку. Она приятно потрескивала сосновыми дровами. Бабушка скучала одна и так обрадовалась Мишке, что даже забыла заставить его вымыть руки. А за то что он без капризов съел картошку, похвалила:

— Молодец, без остатка съел, волков бояться не будешь...

При чем тут волки, Мишка не совсем понимал. Если напустить в глаза мыла и при этом не расплакаться, то тоже не будешь волков бояться... Отчего так? Но у бабушки улыбка хорошая, когда она говорит это. И вообще она никогда не врет.

Допивая сладкий чай, он вспомнил про стрекозу. Сейчас ей особенно худо. На улице вон стало темно, и ветер уже не шебуршит, а знобко воет в трубе. Придется ей ночевать на холодной кочке, под дырявым листом, где нет ни картошки,

ни сладкого чая. Мишка задумался и поглядел на темное бабушкино лицо (она говорит, что от солнышка потемнела), и решил ей все рассказать.

— А ты бы пустила стрекозу до самого лета?— опросил он под конец рассказа.

— Да и не жалко... Пусть бы пожила, каждая тварь жить хочет, — поразмыслив, решила бабушка.

— И я бы пустил, — согласился Мишка.

Этой ночью ветер дул особенно настойчиво,

и часам к одиннадцати заскребся в окна промозглый дождь. Мишка ворочался во сне, и бабушка несколько раз подходила к нему с керо-сижшсхй лампой.

• А

Людмада Васильевна любила Гаечкина не меньше других, но на этот раз он ее раздосадовал. Сейчас они стояли друг против друга и никак не могли договориться.

Холодно, слоено читая диктант, Людмила Васильевна спросила:

— Так как же должен был поступить муравей? Подумай, Миша,

Гаечкину стало жарко от вопроса, он взглянул на мальчишек, но увидел только розовые пятна вместо лиц. Эти розовые пятна шептали ему верную подсказку, но он отчаянно пробормотал:

— Пустить...

Молчание было долгим, и Мишка сам его прекратил:

— А если он не пустит, то какая-нибудь птица унесет ее в теплые страны.

— Какая птица? Какие страны? — Людмила Васильевна сама, как птица, взмахнула руками и уронила указку. — У тебя кавардак в голове, Гаечкин...

Сквозь пелену в глазах новая двойка в дневнике подпрыгивала и гримасничала, и Мишка перестал на нее смотреть.

Это была вторая двойка. Первую ему поставили за веселую зубастую лошадь в тетрадке для чистописания. И когда он стал понемногу придумывать, что сказать бабушке, румяный толстячок вдруг сказал:

— Он все врет. Вчера он мне наврал, что у него ботинки-скороходы.

Весь класс засмеялся, а Людмила Васильевна поправила:

— Не врет, а выдумывает...

Домой Мишка брел не торопясь. Листья уже не летели со звоном по ветру, а покорно лежали под дождиком, втоптанные в землю. Людмила Васильевна догнала его и спросила:

— Ну-ка, покажи свои скороходы, — и, взглянув на Мишкины ботинки, сразу определила: — Так ведь они женские. Скажи бабушке, что сейчас в магазине твой размер стоит, а то ведь засмеют мальчишки.

«Чепуха, — подумал про себя Мишка, — женскими бывают только платья и юбки»⁴. Сейчас его больше интересовало, куда подевались птицы, кричавшие вчера над лесом, и он догадался правильно: они улетели на юг.