Костёр 1985-01, страница 43

Он хихикает:

— Хочу подарок тебе сделать.

И как-то совсем запросто с ней разговаривает, даже еще норовит за плечи обнять вроде как по-дружески. Вроде как в шутку все, но своего добивается, пристал:

— Ну, так когда? Хочу тебе подарок сделать.

Нина не стала ему говорить. Но потом сказала,

чтобы от него отделаться:

— Пятого мая.— И как бы для приличия спросила:— А что собираешься дарить?— Чувствуется, что не нужны ей вовсе Витькины подарки, и вообще, только из вежливости с ним разгова

ривает.

— Книжку,

сказал Витька.— Знаешь, про

что? Про любовь!

И как-то так по-особенному в глаза ей заглядывает: мол, ты ведь любишь книжки про любовь, а? Нина только засмеялась: мол, дурак ты, Малыш! Потом, в мае, он действительно притащил ей какую-то книжонку, то ли «Роковая любовь», то ли еще как-то. Нина взяла... А мне казалось, что она откажется, причем даже как-то так... швырнет эту книжку: не нужны мне, Малышев, твои глупости.

Дома я разложил учебники. Но ничего не учил. Рисовал кружочки... Завитушки и кружочки, и еще квадратики. Потом взял большой лист бумаги. Провел линию — это горизонт. А вдали — холмы. Здесь домики — это поселок. Плохо, что я людей не умею рисовать. Не получаются у меня люди, сколько ни пробовал. Мне надо выучиться рисовать людей, и сделать, наконец, что-нибудь такое... настоящее. Чтобы не какая-то пирамидка и не яблоко на тарелке. Если яблоко, я его запрос+о изображу, да только зачем? Нет смысла бумагу портить из-за ненужных яблок, а надо сразу что-то большое. Например, изобразить, ну, вот мы сидели сегодня с Ниной рядом, Нину нарисовать, себя... только как передать, что

мы не просто два школьника за партой, а я собирался сказать ей что-то, но так и не сказал, да и не знал, какие, собственно, слова нужно произнести?

Потом кино, дорога, забор завода... Нарисую забор, но никто не поймет, что это не просто кирпичная стенка, а что я хожу вдоль нее семь лет подряд. И вот сейчас зима, но должно чувствоваться, что до этого была осень, а еще до этого лето, и вообще, было время, когда меня совсем не было на свете. И освещенные окна: людей не видно, но они угадываются, они есть там в своих комнатах: кто они, какие? И всех людей много, они вроде одинаковые, если со стороны посмотреть, но в то же время каждый из них какой-то единственный... Да, и космонавт! Мы здесь всего лишь за стенкой друг от друга, всего лишь через улицу, а он совсем один в темноте над Землей, он как бы выше всех, но и в полном одиночестве из-за этого. И смотрит вниз и ему, наверно, видны

огоньки: это города, а если маленький городок, то и не разглядеть, и в этом невидимом городке кто-то, побывав в школе и сходив в кино, сидит вечером в каком-то доме в одной из квартир... Как мне все это нарисовать?

воробушки

Марина ТАХИСТОВА

Воробушки, как шарики на елку, Уселись на балкон и без умолку Чирикают и скачут снизу вверх! И крошки хлеба, словно хлопья снега, Летят к ним прямо с праздничного неба, А за окошком слышен детский смех. Там ребятишки наряжают елку: Шумят, кричат, толкаются без толку, А елка все еще не зажжена... Но Дед Мороз пришел с дороги дальней, Ветвей коснулся палочкой хрустальной, И загорелась весело она! И началась такая кутерьма: Поют, танцуют, хлопают в ладошки, Но не забудьте приоткрыть окошки И бросить хлеба... Чудная зима!

Рисунок О. Недзвецкой