Костёр 1985-03, страница 40

Перед последним перевалом случилось непредвиденное.

Уже прошли зону горелой тайги. Она была полна мертвых чудовищ, но оживающая земля понемногу начинала зеленеть. За гарью грохотало и ревело. На лицах пастухов появилась озабоченность и тревога. Мужчины съехались и о чем-то тихо переговаривались.

А вот и река. После ненастья она превратилась в бешеного зверя. Злая, стремительная сила гнала мутную, косматую от пены воду, гремела камнями, крутила беспомощные коряги, пни, сучья. Все это на миг сталкивалось в кучу, но, не успев сбиться, разлеталось под ударом новой струи и, приплясывая, уносилось дальше.

Выше брода я увидела мосток с перильцами. Сорванным концом его на том берегу забавлялась река. Она перекатывалась через него и лихора-дочно трясла весь мосток.

Мужчины разом закурили. Борис предложил вернуться за гарь и переждать: день-два и вода спадет. Леша взорвался и стал кричать на Бориса, что так они и за неделю не доберутся до места, и пол-отары падет. Борис лениво огрызался: «Ну и перетаскивай на себе, если в воде устоишь». Тут Динин отец решительно сдвинул свою шляпу на затылок и спокойно сказал: «Так, ребяты, счас мост поймаем, покуль совсем не снесло, заделаем и — порядок». Сказал так просто, по-домашнему, что «ребяты» обалдело глянули на него, потом на трясущийся мосток. Борис присвистнул, Леша растерянно пробормотал: «Ну, дед, даешь...» А дед уже ловко спрыгнул с седла и, натянув выше бродни, стал отвязывать топор и толстую веревку. Леша внимательно вгляделся в мосток и вдруг, озорно подмигнув нам с Диной, застывшим в напряжении, спросил сам себя: «А что, в самом деле — мужики мы или кто?» Старик тут же деловито подытожил: «Три мужика, да два топора. А вы за овцами глядите»,— кивнул нам с Диной.

Вот тебе и гриб, упавший в траву...

Они вернулись измученные, все мокрые — сверху — от пота, снизу — от воды. Молча устало покурили и начали другое нелегкое дело — перегон отары через мосток.

Овцы долго не решались ступить на зыбкое, узкое, качающееся среди грохота и брызг. Даже бичи пугали их меньше. Наконец, первые как-то взошли. За ними узкой струйкой потянулась вся отара.

Поднимаясь по чистому отлогому склону на последний перевал, Леша подъехал к Дининому отцу и, как-то не свойственно для себя, мягко и тепло улыбнулся:

— А говоришь — «откочевался». Маленький, да удаленький... Со стороны глянуть — на коне сидишь серьезный такой, да при шляпе — ну как император... этот... Наполеон Первый.

— А их два, штоль, было? — улыбнулся старик усталыми глазами.

— Да целых три.

— Вот язви их! И все-то вы, молодые, знаете.

Я старалась, подобно Дине, не выдавать волнения, глядя, как трое всадников шаг за шагом одолевали свирепую реку.

...— Это мое озеро,— сказал Санька, смеясь живыми черными глазами, и добавил: — собственное.

Санькину собственность я случайно углядела с гольца. Оттуда далеко были видны бесконечные цепи гор. И вдруг совсем близко я заметила краешек маленького озера — словно краешек темно-синего глаза выглядывал из глубокого провала в скалах. Казалось, скалы отгородили его, упрятали в себя. От кого бы?.. Этого и Санька не знал. Просто он нашел его и теперь иногда приезжал к нему. А недалеко отсюда они с отцом пасли отару. Стоянка их тоже оказалась спрятанной — в густом кедраче. Можно трижды объехать гору и ничего не увидеть.

Санька утверждал, что на озере никто кроме него не бывает. Но тайно владеть озером, наверное, было скучно, и он вдруг предложил: «Хотите, покажу?»

Мы чуть не завязли с лошадьми в болоте, вспугнув утиное семейство. Тяжелые утки-родители летали над нами кругами и тревожно кричали. Одолели завал камней, перебрели речку. Стена каких-то диковинных цветов встала на пути, и кони

ШъШМтШт

ШШ^Ш

Щт - тш&вщ

ШШ-Ш&