Костёр 1986-01, страница 8

Костёр 1986-01, страница 8

13 июля.

Утром, часов в 7, меня, будит мама. Тревога! Воет сирена, ревут гудки. Я вскакиваю, надеваю туфли и подбегаю к,окну- Июльское утро. Небо ясное, чисто-голубое,- глубокое. На востоке оно освещено восходящим солнцем. Сирены! Слышен голос диктора: «Внимание, внимание, воздушная тревога!» И снова вой сирен и гудков. Я набрасываю пальто. В квартире суета. Мама волнуется, беспокоится и торопится. Выходим вниз, в парадную. Стоим там. Не слышно автомобильных гудков, трамваев и даже ветер как будто замолк. Вдруг в небе начинают рокотать моторы.:- Вот-вот начнут рваться бомбы. Но нет, рокот удаляется, снова тишина. По радио раздается -звук фанфары — отбой. Город оживает. У репродуктора собирается толпа. Вдруг по радио объявляют: «От Советского Информбюро». К репродуктору сбегается народ. Толпа быстро увеличивается. «Бои с противником происходили* на таких-то направлениях»,— говорит диктор. Шум проезжающего трамвая заглушает голос диктора. Многие поворачиваются к трамваю, грозят ему кулаками. Потом снова вытягивают^' шеи, поворачиваются ухом к репродуктору й продолжаю^-слушать.'

15 июля.

0 «»

Уже середина июля! Фронт приближается'к Ленинграду. Нам с мамой нужно уезжать.'Дни стоим в очереди за билетом на эшелон. Наконец-лолу-чили билет на 88-й эшелон. Он отходит .Л. 7-го

' — 0» - % / /

июля в 5 часов вечера.

Последний день в родном Ленинграде, в Дото-ром прожита небольшая моя жизнь. Hq 1.3 лет все-таки не шутка! 4

17 июля.

л

" т

Поезд набирает скорость. Ленинград остается позади. Мы с Федей прильнули к окнам, и снова в глаза бросаются картины войны. Зенитки, окопы, рвы...

18 июля.

У

Вологда. Наш вагон остановился у самого перрона. Около нас поезд с ранеными. Тут и там мелькали белые халаты, зеленые гимнастерки с резко выделяющимися на них бинтами. В первый раз за все время нашей езды нам дали горячий обед. У столовой выстроилась очередь. Стояли час, а обед — суп из рыбьих голов и каша без масла. "

После шести часов стоянки в Вологде мы Тронулись.

19 июля.

Подъезжаем к Мурому. Вокзал напротив. Решили пойти узнать, что есть. В ларьке дают пирожки с горохом. Мы с мамой обрадовались. Пошли к своему эшелону, дошли до того места, где должен стоять наш эшелон, а его — нет. Вот

так ужас! Бегали, бегали по вокзалу, по путям и, наконец, — вот радость! обнаружили наш вагон на дальнем пути. В вагоне нам сказали, что в столовой Вокзала дают горячий обед. Пошли. Давали хлеб, суп и манную кашу. Суп съели и принялись за кашу, вдруг кто-то крикнул: «Наш эшелон уходит!» Все вскочили и бежать, я только успел схватить хлеб и тоже бежать. Сели в вагон и сидим, а эшелон все еще не отходит. Он еще полчаса стоял, а обед пропал. Все кричат, что это безобразие, вредительство, но словами тут не поможешь, так и уехали мы из Мурома...

20 июля.

Проснулись от какого-то шума. Поднялись и увидели, что все обитатели вагона суетятся, выкидывают узлы, тюки, чемоданы и куда-то бегут. Мы тоже выкидываем вещи и спрыгиваем вниз. Раннее утро. Солнце только всходит и над землей поднимается утренний туман. Недалеко от нашего эшелона стоит другой, который бешено штурмуют невыспавшиеся люди с вещами и орущими детьми нэ руках. Перед каждой дверью теплушки яростная перебранка, люди, стоящие внизу, или побеждают и влезают в теплушку, или, крикнув напоследок что-нибудь особенно злое, бегут к следующей теплушке. Там повторяется то же самое. Мы с мамой, зайАя с другой стороны состава,, где было меньше народу, сунулись было в теплушку, но нас прогнали. Мы пошли к следующей. Наконец, нашлись люди, которые впустили нас и даже уступили нам место. Кое-как, положив вещи под ноги, мы сели на доскул\ тоскливо стали дожидаться отхода. Скорей бы.в Пензу! Наконец, начались толчки, езда взад и вперед, снова стоянки. Но все-таки после поехали... -

Проехали минут 15^-20 и встали. Рузаевка-товарная. Сказали, что опять будем долго стоять. Вдруг загудел паровоз пронзительными, отрывистыми гудками, потом другой — охрипшим голосом, третий — снова тонким, и, наконец, весь железнодорожный узел гудел, надрывался десятками гудков различных звуков. «Воздушная тревога!» А перед этим у мамы начался сердечный приступ, и она лежала на нарах, тяжело дыша. Услышав эти гуДКи, она вскочила, схватила меня за руку и потащила из вагона. Выбежали мы из вагона,

* . * ш W

а куда бежать? Кругом военные составы. Из других вагонов тоже выпрыгивают люди и кидаются под вагоны. Вдруг над нами, на небольшой высоте^ два самолета, они разворачиваются и цикируют, вот-вот сейчас бомбу кинет или из пулемета косить будет! Я испугался и кричу на бегу маме: «Под вагон!» Но она бежит сама не зная куда, натыкается на военных, молодых людей, которые охраняли этот эшелон, с разбега падает одному -на грудь. Но военные успокоили ее и сказали, что это учебная тревога, и мы пошли в свой вагон. Оказывается, на перроне объявляли, что будет учебная тревога, но наш эшелон стоял далеко и мы не слышали предупреждения.

Вскоре поезд отправился из Рузаевки.

Окончание следует