Костёр 1986-05, страница 9Уж такая умница, такая светлая голова! И вдруг совершенно серьезно говорит, что грецкие орехи — это живые, разумные существа. И что они прыгают с ветки на ветку, прячась от сборщика!.. А вот этот томик Сумарокова я, представьте, выменял на галоши. — На галоши?! — хором переспросили ребята. — Да, да, не удивляйтесь. В сорок седьмом году я несколько месяцев жил в Клайпеде. Там на базаре я эту книгу и выменял у старухи-латышки. Сначала она просила петуха. Но петуха у меня не было, и мы сошлись на галошах. У меня, знаете ли, отличные трофейные галоши были. Вишневого цвета. Так я их прямо с валенок снял и отдал. Потом месяц с мокрыми ногами ходил. В прихожей послышался длинный, нетерпеливый звонок. — Это, наверное, моя дочь,— сказал Павел Андреевич и как-то сразу помрачнел. — Ну, тогда мы пойдем,— сказал Саша. — Нет, нет, не уходите,— проговорил Павел Андреевич, идя отпирать. — Вы только не говорите ей о наших с вами делах. В квартиру стремительно влетела красивая молодая женщина в широком серебристом плаще, напоминавшем по цвету всепогодный истребитель-перехватчик. Из комнаты сразу исчез запах старых книг, уступив место утонченному аромату дорогих духов. — Папа, я буквально на минуту,— проговорила женщина. — Я даже ключи в машине оставила. Что это за мальчики? — Мои гости,— насупившись, ответил старик. — Пионеры? Следопыты? Прекрасно. Расскажи им про взятие Кенигсберга, у тебя хорошо получается. — Нина, я прошу тебя не иронизировать на этот счет. — С чего ты взял? Я вовсе не иронизирую. У тебя действительно хорошо получается. Я помню с детства. Впрочем, ладно. Вот. Я принесла продукты. — Но я же просил тебя ничего мне не носить! Деньги у меня есть, ноги пока тоже, слава богу, ходят. Я могу все купить сам. — Опять капризы. Ну что ты там можешь купить! И слушать ничего не хочу! Все! Я побежала. Еще не знаю, заведется ли машина. На этих «Жигулях» невозможно ездить больше трех лет. Говорят, с «Волгами» в тысячу раз меньше хлопот. Слушай, папуля, тебе как ветерану не могут продать «Волгу»? — Не могут,— сухо сказал старик. — Жаль. А вот инвалидам войны, я слышала, продают. — Да, действительно жаль, я всего лишь ветеран и на войне мне не оторвало ногу. — Папа! — всплеснула руками женщина. — Как тебе не стыдно! Я ведь сказала это без всякой задней мысли. Просто для информации. Нет, я вижу, ты опять захандрил. Надо будет достать тебе хорошую путевочку в дом отдыха. Она чмокнула старика в щеку и исчезла. В продолжение этой сцены друзья сидели на краю дивана, испытывая при этом неловкость и даже почему-то стыд. Павел Андреевич посмотрел на своих гостей, вздохнул и виновато улыбнулся. — Не знаю,— растерянно сказал он. — Мне, наверное, действительно пора под траву. Я стал плохо понимать жизнь. Я даже не всегда могу разобрать, что хорошо, а что дурно. Что честно, а что нет. Раньше мне казалось, что между этими понятиями нет середины. В школе, во время большой перемены Коля сказал: — Кирилл, нужен граммофон. |