Костёр 1987-04, страница 27

Еще трудней приручить их к упряжке. Оленя тоже, как лошадь, учат. На шею сперва накидывают веревку и привязывают к кочке. Олень будет стоять на привязи день, два и кормиться вокруг кочки. Так приучают его к веревке. Затем приступают к главному. Осторожно тянут оленя к себе за веревку. Он сопротивляется, иногда просто ложится. Тогда пастух тихонько подходит к нему. А тот вскакивает, порывается убежать, но веревка не пускает. Пастух тянет за веревку, олень упирается. Человеку надо иметь большую силу и большое терпение. Вот он медленно подтянул оленя довольно близко к себе, и тут надо незаметно приблизиться, обнять его за шею: показать, что ты не сделаешь ему ничего плохого.

Так идет тренировка каждый день, пока животное не станет послушным.

Молодые пастухи норовят побыстрей обучить оленя: им кажется, что они умней и сильней. Иногда парень дергает веревку резко, а олень все равно упирается — чуть не душит его веревка. Каждый тянет в свою сторону, оба упрямые: и

олень, и молодой пастух.

Сто потов спустишь, сто раз выйдешь из себя, сто километров избегаешь вокруг оленя, пока добьешься своего. Так говорит папа.

К счастью, в тундре у оленеводов стали появляться мотонарты. Они послушные. Идут, куда тебе надо. Научись только включать мотор да руль поворачивать. Это легко: мотонарты просты в управлении. И все-таки без оленей в тундре никак не обойтись. Они не только заменяют нам машину. От оленей зависит вся наша жизнь. Это — наша пища. Одежда. Обувь. Постель. Лекарства. Зарплата. Главное занятие, работа тунд-.ровиков. Осенью сдадут пастухи на заготовительный пункт много оленей, а весной пантов — получат много денег и еще премию или грамоту за хорошую работу. Мы ценим оленей, бережем их и любуемся, особенно когда в тундру приходит солнце: олени становятся еще крупней, еще красивей. Бабушка Ланха, когда глядит на бегущее стадо, говорит, что это олени разносят с гулом по свету весть: «Мы — великая сила тундры!» Да, сила!

...Хороший был у меня сегодня день, второй день каникул в тундре: поработал, набегался возле оленей.

Вечером я забрался в кукуль (он стал длиннее меня) и попросил маму рассказать мне сказку о том, как появились у оленя рога, а у человека — маут.

РОГА И МАУТ

Давно это было. Жил в тундре оленевод с семьей. Звали его Илэнэй, что значит «оленный», хотя был у него всего лишь один олень, безрогий. Надо сказать, тогда все олени были безрогими. Почему? Никто не знает. Очень трудно было пастуху ловить оленя, если тот убегал. Поэтому Илэнэй всегда держал его на привязи, как сейчас держат лошадей. Олень питался травой. Ле

том щипал зеленую, а зимой выкапывал из-под снега сухую. В тех краях трава росла: там было немного теплей, чем у нас.

Однажды откочевал Илэнэй далеко на северные озера. Думал, возле них легче будет прокормить семью: много рыбы и дичи. Прибыли они к озерам, нимэ поставили, попили чай, поели. Жена и дети быстро уснули: устали с дороги. А Илэнэю не спится: мешает стук копыт оленя, который ходит на привязи вокруг нимэ.

«Есть ли тут корм?» — вспоминает пастух, что не проверил это перед сном. Встает, выходит. И шасть с перепугу обратно! Потом чуть-чуть приоткрывает дверь и видит: кто-то страшный у входа стоит. У Илэнэя ноги задрожали, язык делается холодным. Нащупывает он нож у пояса, к двери подходит, прислушивается. Но ничего не может разобрать, кроме стука копыт. Тогда приближается он к дымовому отверстию, подтягивается кверху на жердях и видит: около его оленя ходит страшный старик, с оленем разговаривает. Любопытство берет пастуха, прислушивается он и ловит слова своего оленя: «Мне не хозяина жалко, а детей его». «Колй так, оставайся, но не будь таким ручным. Сам кормись,— говорит ему старик, что-то вынимает из кармана.— Иди!» — и отвязывает оленя.

Тут весь страх слетает с Илэнэя — прямо на очаг прыгает пастух, обжигается, выскакивает из нимэ. А на улице ни старика, ни оленя уже нет. Падает Илэнэй в снег и плачет: как он будет с семьей жить без оленя?

Вдруг видит: мышка бежит. Останавливается у его ног, начинает на глазах расти, расти и превращается в того старика. Илэнэй вскакивает, хватает его за грудки, трясет: «Ты почему моего оленя отпустил? Разве он твой? Как я его теперь найду, как поймаю?»

А старик разжимает пальцы Илэнэя на своей груди и отвечает: «Ты не очень-то... Я дух этих мест. Услышал ночью, что кто-то стучит, явился сюда. Гляжу, это олень, голодный. Он мой гость, поэтому я накормил его и отпустил. Ты здесь новый человек, не знаешь, что в моих владениях почти нет травы. Так вот слушай меня: не держи оленя на привязи, пусть он сам ищет корм».

«Да что он найдет тут, раз травы нет!» — сердится Илэнэй.

«Что найдет? — переспрашивает старик.— Вот это,— и показывает какой-то сухой пучок.— Мох, ягель,— объясняет.— Я засеял им все свои земли».

«Если мой олень будет сыт, его вовсе не поймаешь»,— печалится пастух. Старик меж тем исчезает.

Утром просыпается Илэнэй поздно. Жена успела наловить рыбу и сварить. Поел он, ничего не сказал жене о ночном происшествии и отправился искать оленя.

Вскоре нападает на след/и бежит вдогонку. След приводит Илэнэя к сопке. Взбирается он на нее, видит: внизу стоит его олень, а на голове какое чудо — ветвистые рога, белые-белые, качаются. Ну и дела! Видно, старик не только ягелем угостил оленя, но и рога подарил.

22