Костёр 1988-03, страница 10

тогда во дворе?.. И оказался тогда Добрыня побит?..

Кожемяка, наверное, вспомнил о том же. Но виду не подал: крепко верил в свою правоту и в то, что Перун, ратный бог, виновному победы не даст. Не стали бы люди доверять своих обид старым клинкам, если бы не умели те клинки рассудить справедливо! Князь повернулся к Добрыне, и тот сказал твердо:

— Сойдусь с ним, княже, хоть ныне. На мечах ли, на секирах, если ему уж так секира любезна! Выходи, гость урманский, посмотрим, чья возьмет!

И опять повернулся князь к Гуннару Сварту... Того тянул за рукав Асмунд-побратим, что-то говорил ему вполголоса, тревожно, но Гуннар не слушал.

Гуннар сказал так:

— Драться-то я буду, Добрыня. Да только не с тобой!

Как так?..

Сколько было народу здесь на Мутной, столько и заговорило разом, дивясь непонятному. Наконец сдумали сообща: похотел проклятый отвести, отсо-чить ¹ от себя след. На кого укажет облыжно, на кого поклеп зря возведет?

Вот Гуннар встал перед князем, перед дружиной. И тут вдруг не хуже любого словенина, совсем как Добрыня, метнул шапку под ноги:

— Выходи, Жизномир! Ты напал ночью и не предупредил, что идешь. Умел ты подпалить двор и стравить меня с Добрыней, чтобы он меня или я его здесь зарубил. Так умей ответить по законам вашего тинга! Выходи!..

От этаких слов мы все скопом окаменели. А Жизномира все равно что ошеломило обухом — замер, в точности как Олав тогда, и, по-моему, слова выговорить не мог. А Гуннар продолжал:

— Плащ мой, конунг, ножом трачен, не песьими зубами. Вот, я его нарочно надел. А Добрыню он, Жизномир, в курган зарыть хочет оттого, что сестра его Найдена не тому досталась, кому он ее назначал. То верно, конунг, что я вчера от тебя рано ушел...

— Занемоглось ему, вот и ушел!..— тоненько прозвенел голос Дражка.— Я знаю!.. Я там был!..

Гуннар лишь досадливо скосил на него синий глаз. И опять продолжал:

— Но и то я видел, как подзывал ты, Жизномир, на пиру своего раба. Вот не ведал только зачем...

— Кнез!.,— обретя наконец голос, закричал Жизномир. А обратился он к Рюрику на варяжский лад, и не знаю, кого как, а меня резануло.— Кнез! Позволяешь ли, чтобы при тебе твоего человека соромом соромили?..

Всякая дружина горой стоит за вождя, а вождь — за дружину. Но даже брату не велено покрывать брата родного, нарушившего закон! Потому-то Рюрик и не подумал его выручать:

— А кто тебя, Жизномир, бесчестит? Если чист

¹ Отсочить... след — переложить обвинение на другого.

%

8

перед Правдой, отмоешься прилюдно, а не чист, так и я тебе не заступник.

Что тут поделаешь! Стиснул зубы Жизномир и выступил из строя дружины, и те сомкнулись за ним — пустого места как не бывало.

Силен был Жизномир и на диво плечист — враг страшный. Хоробр княжеский, единоборец прославленный! Вот он бросил щит и взял протянутый кем-то топор. И пошел вперед, чуть пригнувшись и зубы показывая, как в судороге. Тут мне на миг показалось — не на Гуннара идет, на меня... и стыдом прихватило за меч, что я так гордо прицепил себе к поясу, не умея толком им владеть! Ну и что с того, что знатного мужа когда-то врасплох им повалил!..

Асмунд, не сдержавшись, сказал громко по-урмански:

— Тебе, Гуннар, не драться бы сегодня, а под одеялом лежать. Разреши, хоть я за тебя встану!

Гуннар повел углом рта и ответил почти весело:

— Нет, побратим. Мёня здесь, как жениха на свадьбе, заменить некому!

Тут он расстегнул чехол и вытащил из него секиру. Тусклое лезвие-полумесяц вобрало в себя холодный свет дня и ожило особой настороженной жизнью, продолжило собой его плоть. Гуннар не замахнулся, не закричал — просто скинул плащ и стоял, держа топор в опущенной руке... Но так как-то стоял, что у меня мурашки пробежали по телу!

Когда они сошлись вплотную и встали грудь в грудь, Найденка вздрогнула и прижалась к Добрыне, пряча лицо. Он обнял ее, стал гладить по голове, по так и не состриженной косе. Она не плакала, только дрожала вся, как в ознобе. Я видел.

Я смотрел, как рубились Жизномир и Гуннар Сварт, и не знал, кто же победит. И было так оттого, что я не знал, кто же из них чист, и впервые не ведал, кому пожелать выйти живым.

С Гуннаром явно что-то творилось! Пару раз он захлебывался кашлем и даже отскакивал на несколько шагов назад, давая себе передышку. И оба раза Жизномир кидался зверем — прикончить. И я стискивал кулаки, потому что казалось — еще чуть, и лежать, лежать убийце-северянину на холодном речном льду! А Жизномир добром замирится с моим кожемякой. И, может, даже, в дом к себе его позовет жить, все-таки родня...

Но Гуннара выручало великое умение, о котором мы с Добрыней ведали не понаслышке, а показывал ли он его Жизномиру — Даждьбог весть! Посмотрел я на них подольше и усомнился, Жизномир ли победит. Гуннар Сварт змеем уходил из-под топора, и глаза у него все время были уверенные, спокойные. Я разглядел. Он только побледнел — сильно, будто от страха. А ведь его, Гуннара, не так-то просто было испугать. Или, может, привиделось?

...А потом он неожиданно перестал уворачиваться и наградил Жизномира таким ударом, что тот