Костёр 1988-03, страница 26

история оаиой фотографии

В конце тридцать четвертого года мой отец, издательский работник «Узгиза», был направлен из Ташкента на учебу в Ленинградский Восточный институт. При институте находилось общежитие студентов и слушателей курсов. Многие из них были люди семейные, и поэтому в коридорах дома № 30 по улице Герцена с утра до вечера звучали голоса и смех детворы.

Мы были детьми многих народов Востока. Братья — Рома и Валя Байджановы — узбеки. Ахмет Валитов — казах. Помню маленькую чернявую Мару — туркменку. Были среди нас буряты, татары, башкиры, киргизы, уйгуры, русские. Словом, настоящий интернационал. На кухнях вкусно пахло борщами, пельменями, пловом, кушаньями едва ли не всех народов страны.

Первой взрослой книгой стал для меня «Чапаев» Дмитрия Фурманова. Все мы по пять-шесть раз смотрели кинокартину «Чапаев».

Помню анекдот той поры. Контролер спрашивает мальчишку: «Я вижу тебя уже двадцатый раз. Неужели не устал?» А тот в ответ: «Буду ходить, пока Чапай не выплывет!»

Игра в чапаевцев была тогда у нас самой любимой. У меня была самодельная деревянная шашка с алым шелковым темляком — шнуром с кисточкой от коробки из-под духов «Кармен». Старшие ребята имели даже бурки из одеял, папахи и рисовали у себя на верхней губе лихо закрученные усы.

Летом тридцать шестого началась гражданская война в Испании. Отец вечерами читал газеты, и мы обсуждали с ним сообщения ТАСС и корреспондента «Правды» Михаила Кольцова.

КАКИМИ

мы БЫЛИ

В нашей комнате, на стене, как и в большинстве квартир ленинградцев, появилась большая карта Испании. И мы, дети, переставляли на ней булавки с красными и черными флажками, радуясь успехам республиканских войск, огорчаясь, когда радио, газеты и хроникальное кино приносили дурные вести с фронта.

Я волновался: неужели нельзя хоть чем-нибудь помочь республиканцам, их семьям и детям? Может, есть где-то организации, где принимают деньги в фонд помощи республиканцам?

Мне было немножко стыдно, что маловато у меня денег — удалось накопить за счет завтраков в школе рубль. Но его-то я и послал вместе с письмом, прямо в конверте, в редакцию

журнала «Чиж». Умная Маша (своего рода прототип Маши искусницы) просила прислать в редакцию мою фотографию.

Так эта маленькая фотокарточка летом 1937 года попала на страницы журнала «Чиж». А рядом, под рубрикой «Наши друзья и помощники», были портреты других девочек и мальчиков, приславших свои сбережения для помощи испанским республиканцам. Кроме того, было указано — кто и сколько прислал денег. Меньше всех прислал я и чуть не заплакал от стыда.

Хорошо помню я день, когда летом 1937 года в Ленинград прибыла пароходом первая группа испанских детей, эвакуированных в Советский Союз.

В порту их встречать мне не довелось, но увиделся я с ними в саду Дворца пионеров. Они вошли в сад с поднятыми вверх кулаками — «Рот-фронт!».

Мы обнимали и целовали малы-

#

шей, а сверстникам отвечали: «No pasaran!» — «Они не пройдут!» И этим было сказано все.

Осенью 1937 года отец окончил курсы и наша семья возвратилась в Ташкент.

Соседские ребята, оказывается, узнали, что, живя в Ленинграде, я помог своим рублем республиканской Испании. Пионер Тимур Валиев показал мне номер «Чижа» и похвалил. И никто не сказал: «Почему же ты внес денег меньше всех?»

Какими мы были?..

Думаю — мы были самыми обычными детьми. Уверен, что многие мои сверстники (а нам уже под 60 и больше), когда трудно приходилось, не раз произносили мысленно: «Но пасаран! Рот-фронт!» И тогда отступали трудности, становилось веселее и светлей на душе.

Р. БУЛАТОВ