Костёр 1988-06, страница 27

ное, одна из рук уравновесила одну из ног, и путь выпрямился. Но к тому времени он был уже так искривлен, что дядя выполз обратно к палаточному лагерю.

— Понавязал узлов?! — встретил дядю начальник экспедиции, уже собиравшийся высылать людей на поиски.

— Ничего я не вязал,— хмуро ответил разгоряченный песками дядя.

Тогда он еще не знал, что «связать узел» — значит заблудиться, вернуться, напетляв, на прежнее место.

На другой день прилетел вертолет. Для аэрофотосъемки. И дядя как-то сразу понял, что его, дядино, место, конечно, в небе, а не в песках. Когда вертолет набрал высоту, дядя вдруг увидел из иллюминатора весь свой замысловатый путь, сохранившийся на песке.

— Гляди-ка — коровий узел! — крикнул пилот.

Дядя было обиделся, думая, что над ним смеются. Но, когда они приземлились, пилот достал трос и завязал узел, очень похожий по рисунку на дядин след в пустыне.

— Я коровьим узлом вертолет привязываю к столбу, когда песчаная буря,— объяснил пилот.— В общем-то простой узел. Вот если б ты чертил на песке «баранью ногу» или «южный крест», дня два-три бродил бы. Пришлось бы вместо аэрофотосъемки тебя искать.

Дядю поразили «коровий узел», «баранья нога» и «южный крест». Наверное, думал тогда юный дя-

бы я не думал, будто он подглядывает. Раз-два,

дя, так уж устроен человек

вяжет узлы там и

сям, когда надо и когда не надо: завяжет, а потом не знает, как распутать...

С тех-то самых пор дядя собирает-изучает узлы. В его квартире с дверных притолок свисают, как занавески, бельевые веревки, на которых по-навязаны всякие узлы. И каждому есть свое назначение. ,

Узлы шахтерские и курьерские, докерские и бурлацкие, мельничные и пожарные, пиратские и боцманские, скорняжные и охотничьи, хирургические и много-много морских.

Есть у дяди акулий узел и щучий, змеиный и верблюжий, устричный и черепаший. Есть «мартышкина цепочка» и «кошачья лапа», «травяная» петля и «мокрый» полуштык.

Дядя собрал и выучил наизусть сотню узлов. Да это, оказывается, только малая часть известных человечеству.

Зато дядя успел выучить узелковое письмо. Только покуда ему не с кем переписываться. Но если кому-то нужно надежно упаковать вещи, завязать галстук или попросту красивый бантик, обращаются к дяде.

Однажды в доме случился пожар. Сию секунду дядя сплел узелковую лестницу и спускал по ней людей из окон, пока не приехали пожарные.

Когда я прихожу к дяде в гости, он сразу же раскладывает на столе веревки.

— Вот, гляди-ка,— беседочный узел!

Веревка мелькает в руках. Дядя закрывает глаза, как пианист-виртуоз, и отворачивается, что-

Такая

и на веревке узел с плавной петлей.

— Король узлов! — любуется дядя.— петля никогда не затянется — любую тяжесть выдержит. А ведь узлу-то—пять тысяч лет! Еще древние египтяне его вязали.

Дядя откладывает беседочный узел в сторону.

— Кинжальный! — громко объявляет он следующий номер, высоко подняв две веревки. Пальцы его пробегают туда-сюда — и уже вместо двух веревок одна с узелком посередине.— Быстро! Удобно! Надежно!

Дядя тянет веревку за концы. Узел трепещет, но держит крепко.

— Прямой узел! — хватает дядя еще одну веревку.— Древние греки называли его геракло-

— вот так он завязывал на груди лапы льви-

вым —

ной шкуры. А римляне затягивали этим узлом повязки на переломах.

Дядя поглаживает прямой гераклов узел и счастливо улыбается.

— Нет-нет, не обойтись человеку без узлов. Лук на охоте не натянешь. Под парусом в море не выйдешь. Рыбу и ту не поймаешь без хорошего у зл а!

— Все-таки узлы — это седая история,— говорю я.— Сейчас-то они кому нужны?

Дядя слова вымолвить не может и завязывает от волнения несколько замысловатых узлов.

— Да как же! — говорит он, чуть успокоившись.— А морякам? А пожарникам? А скалолазам и монтажникам? А строителям, такелажникам, конюхам и рыбакам? А космонавтам?! Даже космонавтам без узлов не обойтись!

Дядя протягивает мне веревку и подмигивает.

— Ну-ка, завяжи узелок для души!

Я отнекиваюсь, а потом завязываю один-единственный, который знаю. Узел как узел.

— Это же бабий! — вскрикивает дядя. Он хватает веревку и тянет концы в стороны. Узел

мои крутится, скользит по веревке. — Предатель! — рычит ца него дядя.

Сколь

ко бед понаделал!

Он швыряет веревку на пол и топчет ногами, как змею. — Им

только платки подвязывать

потому

и называется «бабьим». Да хоть рифовый покажи,— умоляет дядя.— Которым шнурки на ботинках завязывают.

Тогда я охотно поднимаю ногу в ботинке с «молнией».

Дядя вздыхает, машет на меня рукой и переходит к кактусам. Он сует мне в нос колюче-лохматый булыжник с черным цветком на макушке, от которого исходит подозрительный, не цветочный запах.

Я вежливо нюхаю, киваю головой и думаю про себя... Где же, думаю я, в каких заповедных лугах бегает сейчас мой конек? Доберусь ли я до него когда-нибудь, признаю ли в нем своего?

И еще думаю я — уж не дядя ли мой конек? Все я о нем знаю. И где бы ни был, куда бы ни пришел, сразу о нем рассказываю, сплетничаю вроде,— «узлы вяжу», как говорят в народе.