Костёр 1988-06, страница 24

лы — все это погружается в густо-синюю дымку марева. Мы продолжаем свой путь. И, наконец, приезжаем в урочище Молалы.

В Молалах подтвердились опасения, которые возникли у меня еще возле бочагов Са-рыбулак-сая. Первые минуты пребывания на урочище ознаменовались тем, что наши юные спутники убили двух розовых скворцов. Подкрались к упавшей иве и все вдруг, по условному знаку, обстреляли из рогаток стаю скворцов. Обстреляли и погубили двух птиц. Рогатки-то у них отличные, с широкой, весьма эластичной красной резиной. Само собой разумеется, до этого они успели головешками кострища расписать железобетонное кольцо колодца, а также ближайшие чемоданопо-добные камни — начертали имена и фамилии. И прозвища не забыли запечатлеть.

Это меня страшно разозлило, и я заявил их папашам, что если так и дальше будет продолжаться, то возьму баклагу с водой и уйду в Фурмановку на своих двоих.

Взрослые спутники не видели особого криминала в поведении своих отпрысков. Более того: сами же они, в чем-то иногда и весьма строгие родители, помогали им доставать отличную резину для рогаток. Все объясняется просто: летом мальчишкам они поручают «шугать» вблизи тугайных пасек симпатичных щуров, ярких, красивых в полете птиц. «Семиреки», занимающиеся пчеловодством, этих самых щуров не любят. По их- мнению, щуры — вредители, которых надо распугивать, а гнезда вблизи тугайных пасек уничтожать. Возможно, на это у пчеловодов есть какие-то основания. Щуры, случается, атакуют пчел, груженных взятком, глотают их на лету. Размеры ущерба, который причиняют щуры, никто не может назвать, но ярлык «вредителей» прочно приклеен к сине-зеленым крылышкам этих красивых птиц. Кроме того, мальчишки, опять-таки вооруженные рогатками, обязаны ох

ранять огороды в степи, на которые иногда совершают налеты черные тучи среднеазиатских воробьев.

Взрослые мальчишек не осуждали, но, видя мое негодование и понимая, что тут все же не пасека в тугае и не огород в степи, Михаил собрал огольцов у колодца и твердо им заявил, чтобы они впредь вели бы себя хорошо: не гневили бы дядю Толю, то есть автора этих строк. При этом он переадресовал мою угрозу, предупредив, что в противном случае они будут отправлены в Фурмановку на своих двоих.

— А и пойдем! — весело заявил Вовка — судя по всему зачинщик всех непотребных дел.— Че, думаешь испугаемся? Домой-то под горку.

— Ты поговори-ка мне! — рыкнул на Вовку отец, обрезав таким образом наметившийся диалог.

Видимо, такыры и многокилометровые глинистые поляны, лишь кое-где пересыпанные невысокими барханчиками, Вовке совершенно не представлялись опасными, тем более что мы их промчал^ на большой скорости. Обратный путь пешком Вовке казался чем-то вроде веселой прогулки. Но, возможно, он просто хорохорился перед своими товарищами, которых, надо полагать, именно он надоумил пристроиться к нам на Джам-бул-гору.

Рогатки убрали подальше с глаз, но я все же кипел от негодования. Возможно, я в тот момент быстрее успокоился бы, если бы рогатки уничтожили на моих глазах. Но их только спрятали.

До примирения было далеко, и поэтому на обследование ручья я отправился один. А начал я его с колодца, который, надо заметить, торчал прямо в русле. Перегнувшись через верхнее кольцо обсадки, я замерил глубину. Столб воды оказался примерно в полтора метра. Стены этого водопойного сооружения были покрыты космами водяной плесени, и в источнике плавала всякая всячина: палки, доски, куски

19