Костёр 1988-06, страница 21

Сали высказал сомнение:

— Дорого по семьдесят. Арбузы вон по сорок продают.

— Арбуз что, сладкая вода!.. Можно бесплатно давать. Дыня есть дыня.

Снова отец принялся считать: если даже половину продать по семьдесят копеек, а оставшиеся по шестьдесят, в итоге они привезут домой около четырех тысяч. Этого хватило бы достроить быстро, до дождей новый дом для Валихана. В молодой семье старшего сына ожидалось прибавление, ради будущего внука и затеял отец строительство большого четырехкомнатного дома рядом с их старым.

А чтобы построить не из глины ляп-тяп, основательно, нужны немалые деньги. На лес для потолка и крыши можно пустить тополя у дома, специально для этого выращенные,— ну а все остальное?

— Надо продавать на десять копеек дешевле, чем у всех,— еще раз высказал мысль Сали.

Отец уныло оглянулся:

— Кому? Людей нету.

— Может, объявления написать, везде на базаре расклеить?

— Еще по радио выступи, по телевизору... Э-э, смотри!

По площади двигалась странная группа: только на одном из четверых мужчин были брюки, трое в шортах. У всех на головах одинаковые белые панамы, на морщинистых шеях висели фотоаппараты. Пожилая женщина с ними, одетая в длинное и узкое платье, стесняющее шаг, трещала как сорока.

Сали насторожился: иностранцы. Если кто-нибудь из них сейчас схватится за фотоаппарат, надо вскочить и отойти в сторону. Он смутно подозревал, что такой снимок — «колоссаль экзо-тик» — может появиться где-то за далеким рубежом в газетах: «Советские дети торгуют на базаре, чтобы заработать себе на жизнь».

Однако никто за аппараты не взялся.

— Сколко дэнги?— спросил голоногий старик, ткнув в дыню пальцем.— Сладки?

Отец неприязненно взглянул на его поросшие белыми волосами кривые ноги, молча вынул нож и отрезал от дыни, вскрытой утром, две полоски. Одну протянул женщине, а другую — одетому в брюки.

— Я дыни не ем,— сказал тот,— угостите иностранцев.

— Э-э, ты наш?— удивился отец.

— Я переводчик.

— О-о! — восхищенно произнесла женщина, распробовав дыню и пытаясь разделить полосу ломтиками и на спутников. С пальцев на босоножку упало несколько тяжелых капель.

— Герман? Швед? — спросил отец переводчика.

Вместо него ответил голоногий старик, доброжелательно смотря сверху на отца:

— Канада. Очьинь дальеко.

— Далеко,— согласился отец, отмякая лицом. Он повернулся к дыням, охлопал несколько, подкатил одну поближе.— Это вам.

— Сколько дьеньги?

— Нет, нет! — сказал отец.— Это подарок.

— Подьарока? — Старик присел на корточки, заглядывая отцу в лицо.— Ти хор-оший людь.

Канадцы заговорили между собой с оживленными улыбками. Еще один, нагнувшись, похлопал отца по плечу. Женщина раскрыла красивую сумочку, висящую на боку, и достала что-то блестящее.

— That's for you.¹

Отец замахал руками.

— Нет, нет!

Подарок оказался зажигалкой. Женщина щелкнула ею, высекая бледный огонек.

— Я не курю,— сказал отец, прижимая руку к сердцу и отрицательно качая головой.— Не надо.

— Лучше возьмите,— посоветовал хмурый переводчик,— а то и обидеться могут.

— Обид ньет, ест дружб! — заверил канадец, подхватывая дыню и пристраивая ее под мышкой.— Спьясибо!

Канадцы двинулись дальние. Отойдя, еще остановились, помахали руками. Отец снял тюбетейку и тоже махнул на прощание.

Подошел Куддус, полюбовался занятной вещичкой.

— Дать за нее пять рублей?

— Нет,— сказал отец, ревниво наблюдая, как Куддус щелкает.

— Шесть дам!

Отец взял у него из рук зажигалку, с любопытством покрутил в пальцах и сунул в карман.

— Подарки не продаю.

— Вы же табак не курите!..

— Я не курю, а Валихан курит — ему будет.

Куддус сожалеюще поцокал языком, предложил:

— Десять не могу, а восемь дам. А?

Отец сердито сказал:

— Нет! И хватит об этом!

Куддус отошел с обиженным видом.

Площадь до краев налилась тягостно-вяз-

ким зноем.

¹ — Это вам! (англ.)