Костёр 1988-06, страница 18

I

ОТРЫВОК ИЗ ПОВЕСТИ

Ф. КАМАЛОВ

Рисунки А. Ивашенцовой

Утреннее солнце било в яблоки.

Покупателей в этот ранний час было немного. Каждый хозяин яблочной груды натирал свои яблоки бархатной тряпочкой до золотого блеска. Будь это даже белый налив — он начинал испускать слабое желтое мерцание.

В этом желтом сиянии все вокруг было красиво. Седой старик в темном, но с веселыми переливами цвета халате перегнулся через прилавок и сунул яблоко в руки беловолосой девчоночке. Она, наверное, приехала из России, впервые попала на восточный базар и поэтому держалась за маму. В глазах, как в круглых зеркальцах, отражались пестрые картинки базара.

Девчоночка прижала к груди нечаянное яблоко и понесла, как золотое яичко курочки Рябы. Старик проводил ее улыбкой и продолжал натирать блистающие яблоки.

Отец одиноко сидел за весами.

— Один только человек мимо прошел, косо посмотрел,— пожаловался он.— Нет покупателя.

Сали достал из сумки лепешку и кусок мяса.

— А что означает: «Проверено. Разрешено к продаже»? Кто проверял?

Отец нахмурился:

— Врачи должны смотреть — есть в дынях селитра или нет.

— Селитра — это плохо?

— До сих пор не знаешь, если спрашиваешь меня об этом, Сали, а? Любое лекарство, когда много, плохо. От селитры дыни растут ненормально быстро, как будто опухают. Интересно людям опухоль кушать, а? Бессовестные, кто хочет нажиться, даже уколы делают в каждую дыню или арбуз. Даже в помидор.

Сосед справа, так же одиноко сидящий за своими весами, пил чай, смачно прихлебывая,-наливая из большого синего чайника. Отец покосился в его сторону, вслух подумал:

— Может, в чайхану сходить?

Сосед сполоснул пиалу, поднялся, подхватил чайник и подошел к ним.

— Пожалуйста, ака, попейте чаю!

Лицо отца прояснилось. Он степенно взял пиалу, вежливо поблагодарил. Из их неторопливой беседы Сали узнал, что соседа зовут Куддусом, он тут седьмой день, «торговля негодная». Например, вчера удалось продать сто килограммов. «Шесть тонн — по сто килограммов — два месяца сидеть»,— подсчитал Сали.

И отец погрустнел.

Куддус, обтирающий поясным платком голову, обритую наголо, вдруг вскочил и бросился навстречу двум женщинам, направлявшимся к дыням.

— Любой нарез! — закричал он, хватая женщин за руки и поворачивая их к своей куче.— Сначала попробуй! Дынь сочный дальневосточный! Такой есть только в музее и у меня!

— Они же сюда шли! — возмутился Сали.

— У базара свой закон.— Отец махнул рукой.— Надо уметь продавать.

Женщины прошли мимо, неся в авоськах по дыне. Даже на вид можно было определить, что дыни. Куддуса намного хуже, чем их дыни.

Опять подошел Куддус, ни капельки не смущенный тем, что перехватил покупательниц.

Сали попил чай. Куддус отошел к своим дыням, сел и, кажется, задремал.

— Сахир! Сахир! — внезапно встрепенувшись, закричал он.— Подходи, народ, свой огород! Сахир!

Отец взглянул на Сали, смущенно отвернулся и тоже закричал, сначала неуверенно:

— Мьод! Покупайте мьод!

— Сахир! Сахир! — твердил Куддус, как заклинание.

— Мьод! Мьод! — уже п'олным голосом кричал отец, поднявшись.

Несколько человек на площади, прислушиваясь к крикам, направились к ним. Куддус наддал голосом, запел:

— Мои красномясые дыни твердые и сладкие, как шербет! Без обмана, красный сахир!

Отец покосился на него с усмешкой, словно хотел сказать: я ведь знаю, что не так, сосед! Слегка преувеличиваешь, брат!

— А мои желтые красивые и нежные, и с запахом, как у райских цветов!

— Мои дыни можно хранить до зимы!

— А мои подают за обедом, как последнее угощение, чтобы на языках гостей остался мьод!

Отец выкрикивал слова с закрытыми глазами, раскачиваясь, словно пел песню.

Человек пять-шесть уже стояли, посмеиваясь и ожидая, чем закончится состязание.

— Из моей дыни можно сделать лодку... нет, две лодки и без тревоги плыть по бурной реке жизни.

— С одним только запахом моей дыни могут пить чай десять... нет, двадцать человек!

Куддус, хоть и был запевалой, проигрывал. Подумав мгновение, он закричал:

— Зато мою прямо сейчас можно съесть! — выхватил нож из ножен на поясе и двумя взмахами отхватил от дыни длинную полосу. Было видно, что дыня чуть не дозрела, однако Куддус, не смущаясь, вонзил зубы в розовый кусок.— Кто хочет попробовать?

— Ха-а! — ответил отец.— А мою разве нельзя!

Тоже отрезал полосу, цвета свежего сливочного масла, поделил ее на кусочки и стал предлагать окружающим.

Молодой парень, первым съевший кусочек и сладко жмурящийся, спросил:

— Почем?

— Семьдесят, дорогой! — вскричал отец, восторженно глядя на него.— Сам бы ел, деньги надо! Своими руками выращивал, как детей, честное слово! Продавать жалко!

13