Костёр 1988-07, страница 41

Я говорил с ними. Сначала обо всем на свете. Потому что учитель должен знать обо всем на свете. Потом я говорил с ними про учителя из Саргазона. С одними собеседниками я распрощался навсегда. А другим дал последнее задание.

— Задачку?

— Может быть, задачку. Я открыл им школьные тетрадки, в которых ученики Хафаро-ва написали о своем учителе. Я попросил поставить отметки. Но сам я хотел, чтобы они не искали в сочинениях школьников ошибки. Я хотел, чтобы они сравнили себя с учителем и решили сами, как им быть. Но когда они вернули мне тетрадки, я увидел «четверки», «тройки» и даже одну «двойку». И я уехал из города один.

Давно пора было спать. Джуманазар приподнялся с подушек, чтобы выключить свет, но, не успев это сделать, как-то неуклюже сел. А я в этот миг вздрогнул. Это опять затряслась земля.

Люстра над ковром закачалась, как лампочка на столбе от сильного ветра. А в тумбочке, на которой стоял телевизор, вовсю звенела посуда.

— Какая беспокойная у нас планета! — сказал Джуманазар, внимательно рассматривая стены: не появилась ли где трещинка? После дождей узбекские дома становятся особенно хрупкими и чувствительными к землетрясениям.

Джуманазар достал из портфеля толстую пачку школьных тетрадок и вышел.

Я открыл тетрадь первую, но не мог понять, что там написано. Ведь все было написано по-узбекски. Едва я подумал об этом, как вернулся Джуманазар.

— Вот Расул,— показал он мне на своего спутника.— Он поможет тебе.

Расул сел рядом со мною и ждал, когда мы начнем читать.

Я открыл первую страницу. Расул наклонил голову над строчками и зашептал:

— Погиб мой любимый учитель. А я остался жить. Какая это будет жизнь, муаллим, спрашиваю я его в мыслях?..

Я смотрел на тюбетейку Ра-

сула, на черно-белый узор, четырежды повторенный вышивальщицей, и слушал шепот Расула.

— Кто это написал? — спросил я.

— Это Олимжон Эмирзоев из десятого класса.

Расул опять склонился к тетради:

— Люди любили говорить, что являются его учениками. Даже те, кто у него не учился, любили это говорить.

— А это чьи слова?

— Ерназаровой из десятого.

Он продолжал:

— Ни один человек на земле не может так ответить на мои вопросы, как отвечал на них мой учитель.

Не дожидаясь моего вопроса, Расул сказал:

— Написала Дилбарей Ра-жабова.

И читал дальше:

— Он хотел стать учителем, как отец. Он подал заявление в комсомол, но собрание не состоялось. Рустам погиб. Только мы все равно примем его в комсомол.

Я понял, что не только об учителе, но и про его сына написано в этих тетрадках. Я записывал за Расулом его перевод, а Расул читал все дальше и дальше:

— Мы с завистью смотрели, как он учил нас. Мы хотели стать учителями после его уро

ков. С первых уроков наш учитель рассказывал нам о трудностях, которые встречаются человеку в жизни, если он много хочет сделать для людей и для природы... Он старался жить хорошей жизнью. Он жил для всех. Он погиб для всех. Он будил людей и кричал: «Вставайте, давайте поможем друг другу!» Мне кажется, что я и сейчас слышу его голос.

— Кто это? — спросил я.

— Гумиан Розикова. А вот последняя тетрадка, не подписанная.

1$ Щ:

.< <■• Л ■ "л* . . ■ . . Iv^A'^V^/' у,- -

y&ffi"WfУ;-i"*!*:;'•■'.' ________Шк

т; | ■

— Переведи, Расул. Человек волновался и забыл подписать.

— Он не погиб. Он вышел на несколько минут. Может быть, его позвал директор. И муаллим скоро вернется в класс...

Я не знал, что делать. Я думал: разве можно ставить оценку, например, малышу, за то, что он помог старику перейти улицу? Разве можно оценить капельки слез, которые я увидел в тетрадке Гумиан? Разве можно сказать, сколько стоит горе или радость, надежда или отчаяние? Я не знаю, куда в дневнике поставить оценку за гордость и любовь.

Я обхватил голову руками, смотрел перед собой и ничего не видел. В голове как будто стучал дятел: тук! тук! тук!

Стук повторился опять. Теперь он был похож на щелчок пальцем по микрофону.

35

••ууул-i-v^vvJ.;. .'; ; у.'А\'/-/ --.•,,«/

. ... ; у •

•>. :>: . .,. ::; ■•''-у':• '•'

ШШшМёШЩ

\