Костёр 1989-06, страница 25

— Ну?! Главного архитектора нашего?!

— Его. А ты, значит, тот мальчик, который с лесов упал, да?

щ/

Он шмыгнул носом.

— Я не падал, там доски разъехались. А как же это я тут оказался? И что Главный скажет, коли увидит?.. Поди-ка орать начнет...

— Дурачок! — возмутилась Елена.— Да он сам тебя сюда и принес. И доктора звал к тебе. А моя матушка с Варей возле тебя сидели. А я молилась вместе с матушкой, чтобы ты поправился. Вот ты и здоров теперь.

— Само собой,— Егорка опять зашмыгал носом, стараясь не показать своего смущения.— Значит, вот оно как... Наши мужики про Главного говорили, что он строгий, но не злой...

— Он очень добрый! — улыбнулась девочка.— Очень, очень! Мы все его знаешь как любим?! Слушай, хочешь доесть мое яблоко? Я больше

щ/

не хочу.

J

Егорушка живо воспользовался этим предложением, после чего их светская беседа возобновилась было, но была прервана Варей, которая везде искала пропавшего больного и в испуге обежала уже полдома. Она поскорее водворила мальчика назад в гобеленовую гостиную, а Елену отправила к матушке, которая, по ее словам, «вовсе доченьки заискалась».

Целый день Егору пришлось пролежать в постели, но часть этого дня он проспал, потому что ему опять дали лекарство, да еще и накормили таким вкусным и сытным обедом, после которого спать захотелось бы и совсем здоровому.

Зато вечером после ужина мальчику вовсе не хотелось спать. Варя, накормив его, ушла, и Егор решил этим воспользоваться. Ему очень хотелось снова посмотреть на удивительных мраморных и бронзовых богов, а может быть, и снова найти во дворике Елену, без которой он уже начал скучать.

Как и утром, он встал и прямо в рубашке отправился по уже знакомой дороге к бронзовой лестнице.

В доме было по-прежнему тихо. Мальчик шел медленно, разглядывая красивые стены и двери коридора. Возле одной из дверей, не доходя лестницы, Егор задержался. Дверь была дубовая, и сверху в нее была вставлена чудная картинка: вокруг больших белых и розовых цветов вились птицы, яркие, веселые и ужасно маленькие — они легко помещались в цветках и длинненькими клювами пили из них нектар, все равно как пчелы.

Невольно Егорушка тронул рукой одну из птичек, и дверь, тихо заскрипев, вдруг приоткрылась. Мальчик увидел перед собой комнату с темной мебелью, со шкафами, креслами, в которых можно было утонуть, с большим столом, заваленным книгами и бумагами.

«г

Возле стола, склонившись над какой-то бумагой, с карандашом в руке, стоял человек. Сзади Егорушке была видна только его согнутая спина и затылок со слегка взъерошенными очень светлыми волосами.

Услышав скрип двери, человек, не оборачиваясь, что-то сказал, но что именно, мальчик

не понял — язык был чужой. Не услышав ответа, белокурый бросил через плечо уже по-русски:

— Это ты, что ли, Алеша? Входи, что топчешься?

— Я это... — сказал Егорка, делая шаг вперед.

И тотчас замер, ахнув от испуга.

Человек у стола обернулся, и мальчик узнал в нем... господина Главного архитектора! Егорке захотелось выскочить за дверь, но ноги у него приросли к полу. Впервые он увидел грозного Августа Августовича так близко...

Монферран несколько мгновений удивленно смотрел на вошедшего, потом улыбнулся:

— Ого! А ты уже ходишь! Что же, совсем поправился?

— Ага! Благодарствуйте, ваша милость! — заикаясь, пробормотал Егор.— Вовсе здоров теперь... Коли прикажете, тотчас уйду, только скажите, ради бога, чтоб мне штаны мои отдали!..

— Штаны? — Огюст поднял брови.— Разве в этом дело? Hv-ка иди сюда.

Он бросил на стол карандаш, сел в кресло и указал мальчику на другое — напротив себя.

— Садись.

Егорка со страхом глянул на высоченную спинку кресла и, подойдя к нему, неловко, боком сел на ручку.

Теперь Главный архитектор оказался вовсе рядом с ним, и он затаил дыхание, боясь поднять глаза. Мужики говорили, что взгляд Главного, если он сердится, прямо жжет до костей.

— Куда ты собираешься уйти? — тихо, очень мягко спросил Монферран.— Куда ты пойдешь?

— В барак,— ответил мальчик, пальцем вытирая нос.— В барак, к мужикам... А чего?

— А того, что места тебе там не положено. Ты же не рабочий.

— Батька ж рабочий был. А мне куды было деваться? А нынче куды?

Огюст кашлянул немного смущенно.

— Но тебе там работать нельзя. Ты же еще маленький.

— Я? — мальчик встрепенулся.— Не! Я, ваша милость, могу работать. Вы возьмите меня ну... ну хоть кем! Я сильный! Иль вы думаете, я слабый, потому как с лесов упал? Так они же разъехались... доски там гниловаты были: подрядчик, собака, подсунул...

— Он за это ответит,— голос Главного стал суров.— Но тебе нельзя на строительстве оставаться. Здесь сильные мужчины калечатся, гибнут. Я подумаю, куда бы тебя пристроить получше.

Егорушка зашмыгал носом и совсем низко свесил голову.

— Не надо меня пристраивать... Оставьте при соборе... Я ж не пьяница какой, чтоб меня гнать!

Огюст усмехнулся.

— Экий упрямец! Ну послушай, Егор... Как тебя по отчеству?

— По отчеству я Кондратьевич,— угрюмо пробормотал мальчик.

— Так вот, Егор Кондратьевич, взять тебя на строительство рабочим я не могу — ты же кирпичи таскать не сможешь, верно? А мастерству никакому не обучен. Или не так, а? *

23