Костёр 1989-06, страница 26Главный опять заговорил очень мягко. И Егорка решился еще прошептать: — Так выучиться ж можно! Я памятливый... — Фу ты, боже мой! — Монферран придвинул свое кресло ближе к креслу Егора и наклонился, снизу вверх заглядывая в лицо мальчика.— Ну, что за упрямец! Тебе там медом намазано, что ли? Мальчик набрал в рот воздуха и, вздохнув, проговорил: — Не медом намазано вовсе... Мне собор нравится. — Что-о?! — Огюст даже привстал в кресле и тут же упал обратно.— Что ты сказал?! Что слышали! уже совсем дерзко выпалил Егор.— Нравится мне собор Исаакиевский, вот я его строить и хочу! — Врешь! — вырвалось у Монферрана.— Ты... как это? Подли-зы-ваешься! — Да вот вам крест святой! Да разве я врать-то стану! Красивый он! Коли хоть один камень в нем положу, век гордиться буду! Огюст тихо рассмеялся. — Ну-ну, хорошо сказал...— он взял мальчика за руку и осторожно притянул к себе.— Послушай, а тебе в рубашке не холодно? — Не-а! Егор опять мотнул головой и доверчиво подошел к Главному архитектору совсем вплотную, и тот вдруг, подхватив его под мышки, усадил к себе на колени. — Завтра Алексей Васильевич купит тебе одежду новую и башмаки... — Башмаки?! — ахнул Егорушка.— Отродясь у меня их не было! — Ну, так теперь будут. Кондрат Демин не сажал сына к себе на руки, не имел привычки его баловать, а каково было на коленях у матери, мальчик успел позабыть, и теперь вдруг его охватило ощущение незнакомого блаженства. Ему стало так хорошо на коленях у этого человека, которого он прежде так боялся, что Егорушка невольно опустил голову на плечо Главного и почувствовал, как учащенно колотится его сердце. — Не выгоняйте меня со строительства, Август Августович!—ласково и настойчиво взмолился Егор.— К любому делу приставьте и поглядите — я справлюсь! Монферран засмеялся и ладонью провел по мягким Егорушкиным кудрям. — Ладно, Егор Кондратьевич! А что бы ты хотел делать? Чему тебя обучить? — Меня-то? — маленький Демин просиял и тут же наморщил лоб и задумался.— Да я... Я бы хотел... — Ну, что стесняешься? Говори! И Егорушка выдохнул: — Мне бы выучиться таких людей и ангелов мраморных делать, как те, что на дворе у вас! Можно тому научиться? Огюст слегка отстранил' от себя мальчика и посмотрел на него с еще большим интересом. — Ого! А ты, оказывается... как это? С искрой божьей... Ну-ну! Научиться можно, только это трудно, Егор Кондратьевич. Сперва надо выучиться завитки и цветочки из мрамора вырезать, а потом уже к ангелам подбираться. Станешь всему понемногу обучаться? Годами, а? — Стану,— решительно сказал мальчик. — Отлично! По рукам,— Огюст опять улыбнулся и сжал в своей руке маленький Егоркин кулак,— через пять-семь лет хорошие мраморщики нужны будут больше, чем сейчас. Завтра же я попрошу мастера Лажечникова, чтобы он взял тебя в обучение. Знаешь Павла Лажечникова? Егор слегка поежился. — Еще б не знать... Злой как черт... Поди-ка бить станет! Но я не боюсь! тут же спохватился он.— Пускай его бьет! Все одно учиться буду. — Он не будет тебя бить.— Главный говорил спокойно и решительно, и словам его нельзя было не верить.— И не так уж он зол. А мастер это хороший, все говорят. Он и выучит тебя резцом владеть. А там посмотрим... Я договорюсь, чтобы тебе платили пока как ученику мастера. А из какой ты губернии? Как тебя писать? — Я питерский,— гордо сказал Егорушка.— И не крепостной. Батька у меня раньше на заводе Берда работал, а после вот сюда нанялся, собор строить. Огюст опустил голову, отвел взгляд и несколько минут молчал. Одна из морщин, вертикально' перечертившая его лоб, стала вдруг углубляться и даже немного удлинилась. Егорушке ужасно захотелось ее разгладить, и он не утерпел: осторожно, одним пальцем провел по ней вверх и вниз и ощутил на пальце теплую влагу: пот, невидимо проступивший на лбу Главного архитектора. |