Костёр 1989-06, страница 29

зал, как совершенно случайно пробрались через вражескую дивизию. И только на рассвете уяснили, где они очутились... Знает ли он немецкий язык?

— Запросто беседовать с немцами, скажем, за столом, я не смогу,— отвечал Никитин.— Они мигом раскусят меня. Разговор их пойму. Коротко ответить или спросить — тоже можно. Но если допрос мне учинят, я тут же провалюсь.

Капитан стал задавать вопросы по-немецки. Никитин отвечал. Майор спросил о Зобнине. Никитин сказал, что с ним он пойдет на любое задание.

Но вам нужен третий человек. Тройка нужна. Обязательно,— говорил майор.— Из прибывших с вами вы знаете кого-нибудь?

— Никого, товарищ майор.—

Никитин встал.

Товарищ майор, если задание серьезное, чужого нам не давайте. Мы вдвоем пойдем.

— Чужих у нас нет,— ответил капитан.

— Хорошо,— сказал майор.— Мы дадим вам своего. Он два раза ходил, один раз летал. Вы не прыгали с парашютом?

— Нет.

Еще поговорили с Никитиным и отпустили. Отдыхали они трое суток. Узнали, что такое Курский выступ, Курская дуга. Что такое Орловский выступ немцев. Как они укрепляли его почти два года. И наши войска не одолели позиции немцев, обогнули их южнее, пробились вперед. Закрепились. И таким образом получилась эта Курская дуга.

Узнали, что с начала апреля гитлеровцы повели войну на уничтожение партизан в Брянских лесах. Задействовали не только полицейские, охранные и карательные части. Но бросили и полевые войска. С танками, артиллерией. Выделили авиацию. Соединения партизан окружили, и кольцо окружения постепенно стягивалось. Затем немцам удалось разрезать окруженных на части. Связи нашей разведки с ними прекратились.

Никитин ловил каждое слово майора и капитана. «Для связи с партизанами нас вызвали сюда, что ли? — думал Никитин.— Неужели для этого дела у них своих людей мало? А может, общую обстановку поясняют?»

J

Ночью увезли Никитина и Зобнина на полуторке

ближе к передовой линии фронта. О задании так и не сказали. В пути много раз машина останавливалась. Слышно было, что справа, слева бойцы роют землю. И впереди копали. Шофер ругался, его тоже ругали из темноты. Требовали документы. Куда-то сворачивали, опять упирались в окоп или в копающих окопы. В конце концов шофер покрыл всех роющих землю руганью. Услал куда-то бойца, ехавшего с ним в кабине. Закрылся в кабине и уснул.

Никитин и Зобнин дремали. Горели звезды, беспрерывно урчали над головой «кукурузники». Казалось, они без всякого смысла ползают в возду-хе туда и сюда, будто не знают, где им приземлиться.

С рассветом наступила тишина. Взошло солнце. Все пространство вокруг машины и до горизонта было изрыто окопами, траншеями. Виднелись блиндажи. Бойцы спали. В окопах и рядом с ними. И шинели, покрытые росой, казалось, подер-

О

нулись паутинои .

— Эй, живы там, служивые?

крикнул шофер

через разбитое заднее стекло.

— Живы, живы,— ответил Никитин.

И шофер медленно повел машину, объезжая окопы и спящих бойцов. А впереди в небе уже ползла вдоль фронта тяжелая черная «рама» — двухфюзеляжный вражеский разведчик. Каждое утро она прилетала, фотографировала по'зиции. А потом генералы немецкие сравнивали новые фотографии со вчерашними. И отмечали на них изменения.

В редком дубовом лесочке с густым подлеском машина остановилась. Там и представился Никитину парень лет тридцати. Назвался Ивановым и сказал:

— Вместе пойдем.— И больше ничего о себе не сказал.

Между кустами были вырыты землянки. Одна из них была устроена глубоко. Никитин насчитал ступенек пятнадцать. «Ну и зарылись»,— подумал.

Мужчина в гражданской одежде сидел за большим ящиком вместо стола.

— Теперь с вами,— заговорил он, взглянув на Иванова.— Кто Никитин?

— Я,— сказал Никитин.