Костёр 1989-07, страница 22
провод в мою ухоронку. Словно я ухо свое положил в гнездо! Вальдшнеп их а ничего не заметила. Осторожно, пригибаясь, с остановками подошла она к гнезду, постояла над ним не шевелясь, потрогала клювом яички, словно пересчитала, потом как клуха взъерошилась, опустилась на яйца, поерзала, притираясь, и легла. И теперь, уж я знал, надолго. Тени и блики станут гладить ее струйчатое перо, делая ее неотличимой от лесной опади. Микрофон донес шорохи — возню птицы в гнезде. Потом все утихло. И в наступившей этой тишине я услышал чуть различимое тиканье, словно вальдшнепиха не яйца насиживала, а часы! Не я ли свои забыл? Стучало птичье сердце! Стучало спокойно, ровно, уверенно. Закаленное сердце лесной дикой птицы, привыкшее к потрясениям. А впрочем... В наушниках вдруг застучало с перебоями: тише, тише, почти замерло — сердце «затаило дыхание». Притих и я, потому что свободным ухом услышал за ухоронкой шаги. Шаги зверя: они всегда какие-то неуверенные и настороженные: не то что шаги человека, идущего всегда дером, напрямик. И хоть некого мне бояться, а чувствую, как и мое сердце притаилось и чуть стучит. А когда шаги стихли — застучало, как дятел на барабане! ...И птичье сердце в динамике затрепыхалось, как ночная бабочка о стекло! Словно и птица, как и я, облегченно вздохнула и расслабилась. Да ведь так и есть! И теперь о приближении посторонних я узнавал по стуку птичьего сердца в динамике — до того еще, как слышал шорох шагов. И скорей приникал к прорези в ухоронке, стараясь увидеть или услышать прохожего. Из-за куста, смешно переваливаясь, явился заяц. Сел на пяточки, уши поставил на караул, потянулся к травинке и быстро-быстро задвигал пухлыми губками, блестя усами. У меня Ф ZDUKUU КУ гнездо выдашь. Серд- при виде зайца сердце не екнуло, а у наседки застучало: для нее и заяц зверь. Шарахнется сдуру и потопчет яички. Сойка, тихо покрякивая, вороватой тенью мелькнула в подросте — снова сердце у вальдшне-пихи затрепыхалось. Вот тебе и спокойная птица, хладнокровная и бесстрашная! Да у нее от всего сердце екает и заходится. Только вида не показывает и терпит — хоть все внутри сжимается и обмирает. И когда я у гнезда на коленях ползал, наводя аппарат, и когда грибники и ягодники проходят вблизи, и когда шаги зверя или шорох ястребиных крыльев. Терпит, надеясь на незаметность своего струйчатого пера. Вот испытание: не взлетишь — поймать могут, взлетишь — це разрывается и стучит. А мне в ухоронке теперь совсем спокойно. О всем, что происходит вокруг, я слышу по стуку сердца. Человек еще только в лес войдет, а сердца у его обитателей уже то з&мирают, то колотятся. Волна сердечного стука раскатывается по зарослям. А мы удивляемся тишине и ломимся напрямик. В очередной раз сердце наседки неистово застучало! Я вскинулся и выставил в прорезь ухо. Ни звука. А сердце в динамике то колотится, то замирает. Выглядываю во все оконца — никого! Смотрю в окуляр фоторужья, нацеленного на наседку. Может, змея подползла к гнезду? В гнезде вылупился первый вальдшнепенок! Вальдшнепиха трогала его, еще мокрого, клювом и отодвигала пустые скорлупки. Вот, оказывается, отчего еще может стучать птичье сердце! Совсем от другого волнения. Так вот и живут обитатели леса — спокойно и беспокойно. И сердца их то обмирают, то спешат. Как и у нас... 2/ СВы гладили когда-нибудь кошку? Упруго и мягко прогибается под вашей ладонью ее спина, волнуется все тугое кошачье тело, жмурятся бла женно глаза, а широкий лоб тычется в ногу Волна доверия и обожания прокатывается по кошачьему телу — от кончика носа до кончика хвос 17 |
