Костёр 1990-01, страница 6

В 1979 году Михаил Васильевич был уже пенсионером. Разваливался родной дом в деревне, надо было бы отремонтировать его, но еще лежал возле Халахальни заросший бурьяном крест из взорванной часовни.

История восстановления этой часовни — легенда, родившаяся так обыденно просто, что не осознается пока как легенда. Михаил Васильевич расчистил старый фундамент, потом пошел «агитировать» директора совхоза. Тот разрешил выбрать из груды полубитого кирпича то, что подойдет. Лил дождь. Два дня отбирал Михаил Васильевич кирпичи, потом отправился к шоферам:

— Агитнул их, так сказать, рассказал, что это за крест, они и помогли перевезти кирпич, а потом тут как раз семеро ребят приехали шабашничать, я их и уговорил. Говорю — денег у меня нет, кроме пенсии, а надо, ребята... Месячную пенсию отдам, а больше не могу. Хорошие ребята оказались — согласились...

— А пенсию взяли?

— Взяли, конечно... Но и так почти даром получилось.

А потом нужно было сделать кровлю. Специально для этой часовни выковали прапор с гербом Пскова... Это тоже труды, тоже хлопоты... Результат известен. На прежнем месте стоит огромный каменный крест, поставленный нашими далекими предками в честь победы на Чудском озере. Он прикреплен к стене, и кажется, что и не расколот

он. Как богатырь, павший уже было замертво, снова встал он возле древней до(Лги...

— А свой дом в деревне отремонтировали?

— Нет... — вздыхает Михаил Васильевич. — На это уже не хватило ни сил, ни денег... Совсем уже я износился. \

И торопясь, он перелистывает страницу альбома, где уже другая фотография, другая история, например, про этот трехсотлетний вяз, на который еще до войны забирались по пятьдесят парней и пели отсюда на всю деревню песни.

— А вы сами-то любили петь?

— Ну а как же? — Михаил Васильевич улыбается. — Я ж такой артист был знаменитый, даже в соседних деревнях знали. Мы «Цыган» у себя поставили, я и пел там, и декорации писал...

Бесконечны альбомы у Михаила Васильевича.

Он листает их и то ли рассказывает о людях, изображенных на фотографиях, то ли, забыв обо мне, разговаривает с ними.

— Это вот Павел Мельников, художник наш... Эх, Павлуша-Павлуша, не угадал я в больницу попасть, не повидал тебя напоследок...

И возникает ощущение, что эти люди, изображенные на фотографиях, люди, которых знал Михаил Васильевич, оказывались в этом альбоме прочнейшим образом сцепленными с историей, сами становились историей — один был известен тем, другой этим... И, разговаривая с ними, Лашин словно советовался о главном, размышлял, все ли он сумел сохранить, сберечь, что мог и что надо, что нельзя не сберечь. И строго смотрели на него комсомольцы с довоенной фотографии. Смотрели на него, Хранителя...

4

С ЛЕНИНЫМ

Небо густо заалеет, Тучи низко поплывут... Ленин выйдет на аллею, А Данилка тут как тут.

На глаза съезжает кепка, И пиджак великоват... Впрочем, сбит мальчишка крепко Хоть и ростом маловат.

Деревянный парабеллум Носит он на ремешке, Чтобы контра оробела И вблизи, и вдалеке...

И Данилка представляет, Рядом с Лениным идя, Будто лично охраняет Пролетарского вождя.

И завяжется беседа Про погоду, про дела И про лошадь у соседа — Жеребенка родила!.. _;

Но Данилка чутко слышит, Вдруг притихнув, присмирев Как неровно Ленин дышит, На скамеечку присев.

И заметит он, как Ленин Тронет левое плечо — После тяжкого раненья Не залечено еще.

Отведет рукой Данилка Паутинку от плеча... И следит, как бьется жилка На виске у Ильича.

Алексей ШЛЫГИН Рисунок О. Вороновой