Костёр 1990-07, страница 29
Новая повесть известного московского писателя Сергея Иванова «Всемогущий» - фантастическая. Ее герой, девятиклассник Володя Гришаев, вдруг обнаружил в себе удивительную способность — стоит ему чего-то пожелать, как желание это Теперь все должны быть в кого-то влюблены. Без этого ты как бы неполноценный... Непонятно? Можно привести пример. Попробуй вот куда-ни-будь явиться и чтобы на тебе не было чего-то из «варенки»: штанов или жилеточки,— тебя сочтут просто за ненормального. И Гришаеву, например, которого ни отчим, ни мать особенно финансами не осыпали, все время приходилось комбинировать. Потому что, с одной стороны, надо «варенку» беречь, а с другой — надо в ней ходить... Но это сейчас к делу отношения не имеет. Сейчас речь о любви: она среди молодняка стала такой же обязательной вещью, как «варенка». И Гришаев тоже, конечно: в компании у Невера живешь, так куда ж ты, стало быть, денешься! Но у него был свой вкус! Он был влюблен в актрису Ирину Купченкр. Теперь, когда Гришаев думал, почему это случилось, он понимал, что это тоже из-за отца. Это, оказывается, отец влюблялся в актрис. Мать, когда они уже разошлись, но еще не было отчима, почти все время, какое у нее выкраивалось от работы, была с Гришаевым. Здесь эти подробности, наверное, ни к чему. А важно. что они вместе смотрели телевизор. И время от времени мать с усмешкой кивала в сторону экрана, говоря: «Твой отец был в нее влюблен». А на экране была какая-нибудь киноактриса или дикторша. Гришаев всегда в таких случаях смущался, потому что, хотя он и был еще довольно дебилистым, какими все бывают в третьем классе, но уже хорошо знал, что любовь — это значит целоваться. И однажды мать наконец отвлеклась от своих злых мыслей, заметила Гришаевское смущение и сказала, опять усмехнувшись: — Да нет, он платонически... Быть может, это вообще было ее последнее упоминание об отце. Гришаев ждал каких-то дополнительных разъяснений или рассказов о том, что это за «платонически». Но там уже на горизонте, видно, замаячил отчим. чудесным образом исполняется. Стать невидимым, перенестись за тысячи километров, повернуть время вспять — все поделает но герою... В этом номере мы публикуем одну из глав повести. А через некоторое время — через несколько лет — Гришаев влюбился в Купченко и сам понял, что это значит — платонически: не только вот, что это нельзя, но и что это вообще как бы не надо... Сперва даже ни имени ее не знал, ни фамилии. А просто радовался, когда видел на экране. И всех девчонок — когда малость повзрослел — стал делить на «похожа» и «не похожа». А похожа — значит, хорошая! А к чему весь этот длинный разговор? А к тому лишь, что сейчас, выйдя на Невский проспект, он в пыльном свете фонаря дневного света увидел еще одну «Ирину Купченко». Она стояла перед витриной с поддельными драгоценностями. Витрина была огромная, и стоять там эта «псевдо-Купченко» могла бы хоть час. В руке у нее была сигарета, однако она не курила, а лишь следила за тем, чтобы уголек не гас на ветру. В общем, Гришаев легко понял, что «девочка вышла поклеиться». На ней была «варенковская» куртка на вате и «варенковские» ватные штаны, отчего девчонка казалась похожей на медвежонка, каких продают в «Игрушках» за десять рублей, но никто не покупает... Теперь у нас так научились шить, что и не поймешь — это самострок или настоящее. Пожалуй, все-таки это был самострок: она как-то держалась не совсем уверенно, не очень надеялась, что в нее влюбятся. И действительно: Гришаев смотрел за ней уже минут пять, но никто к ней не подошел. А стоять перед витриной, хоть она и правда огромная, глупо... Как же ее зовут, подумал Гришаев. Ольга? Ну да, ее звали Ольга. Что мог сделать сейчас Гришаев? Например, такую вот простую вещь — оказаться перед ней с двумя чашками кофе — причем такого отличного, какого никто никогда нигде не пил. Но Ольга не любила кофе. Она со школы ничего не ела. И ей хотелось сейчас бульона с пирожком. Есть в Ленинграде на Невском, всего в двух троллейбусных остановках отсюда, забегаловоч- С. У&ашгё Рисунки О. Филипенко 24 |
