Костёр 1990-09, страница 23

ночь ему снились Этрусские холмы, и он просыпался удрученный. И все равно лето было хорошим. В один прекрасный день Волчок вдруг залаял. Марк удивился, наверное, не меньше самого Волчка.

«Волки же не умеют лаять»,— сказал он Эске. А тог ответил: «Если растить волка в собачьей своре, то он будет делать все, как они». Волчок, гордый своим достижением, целыми днями оглашал сад визгливым щенячьим лаем. Всплыли в памяти и другие мелкие, но хорошо запомнившиеся события: Сасстикка приносит горячие витые булочки, и они пируют вчетвером; он и Эска сами мастерят охотничий лук; Коттия... Славное лето. Марк вдруг исполнился благодарности к нему.

Он спал этой ночью спокойным, но чутким сном, как спят охотники, и проснулся от далекого звука горна, играющего побудку в походном лагере.

Руфрий Галарий появился так рано, что осенняя паутина еще лежала густым покрывалом на траве, вся мокрая от росы, и рассветный воздух пахнул остро и свежо. Но Марк давно ждал его. Он ответил на приветствие хирурга и объяснил:

— Мой раб пошел запереть волчонка. Сейчас он вернется.

Галарий кивнул.

— Я его встретил. Он принесет разные веши, которые нам понадобятся.

Он открыл привезенный с собой бронзовый ящик и принялся выкладывать на сундук орудия своего ремесла.

Прежде чем он кончил, вернулся Эска и принес горячей воды, чистое полотенце и бутыль

местной ячменной водки, которая, как считал Галарий, лучше очищает раны, чем вино.

Галарий закончил приготовления и обернулся к Марку. '

— Итак, готов ли ты?

— Да! — Марк отбросил одеяло и стиснул зубы.

Долгое время спустя он очнулся, вынырнул из черноты, которая обрушилась на него задолго до того, как работа была закончена; он лежал под теплым покрывалом, а рядом стоял Руфрий Галарий, положив свою тяжелую руку ему на сердце, как год назад старый Авл. В затуманенном сознании Марка даже мелькнуло, что это тот самый прошлогодний случай и ему просто снился сон. Но тут же его зрение и слух прояснились, он увидел Эску за спиной у хирурга и огромную фигуру в дверях и догадался, что это дядя Аквила. Он услышал отчаянный вой Волчка,

запертого в кладовой, и вернулся к действительности, как пловец вырывается из глубины воды на поверхность.

Тупая боль старой раны вменилась резкой пульсирующей болью, которая отдавалась во всем теле, вызывая дурноту. Марк невольно застонал.

Хирург кивнул головой:

— Да, разит больно, но скоро поутихнет.

Марк, как сквозь туман, увидел синеватые щеки

испанца.

— Ты... кончил? — с трудом пробормотал он.

— Кончил.— Галарий натянул одеяло, рука его была в крови.— Через несколько месяцев ты будешь здоров, как раньше. Лежи спокойно и отдыхай, вечером я зайду.— Он слегка хлопнул Марка по плечу и отвернулся собрать инструменты.— Передаю его в твои руки, сейчас можешь дать ему питье,— сказал он Эске, выходя. Потом Марк услышал, как он сказал кому-то на галерее: — Осколков хватило бы на целого дикобраза, но мышцы повреждены меньше. Маль

чик теперь пойдет на поправку.

Затем около него очутился Эска с чашей в руках.

— Коттия... Волчок...— прошептал Марк.

— Сейчас я ими займусь, но сперва выпей.

Эска встал на одно колено около ложа, и голова Марка оказалась на его плече, а прохладный край чаши — у самых губ. Эту знакомую горечь он помнил с прошлого года. Допив чашу до дна, он повернул голову и взглянул Эске в лицо. Лицо у Эски посерело и заострилось, а губы искривились, как у человека, которого вот-вот стошнит, но пока не получается.

— Что, так было страшно? — спросил Марк, сделав слабую попытку улыбнуться.

Эска ухмыльнулся:

— Засыпай скорее. .

9. Трибун Плацид

В одной-двух милях к югу от Каллевы, где лес внезапно обрывался крутым склоном, поросшим папоротником, стояли двое — римлянин и бритт, а между ними, задрав кзерху морду и принюхиваясь к ветру, молодой пятнистый волк.