Костёр 1990-09, страница 27

— Пусть мальчик говорит, Аквила,— сказал спокойно легат.

Марк долго молчал, опустив глаза на лежащий перед ним на тарелке изюм. Он вспоминал сведения, полученные от Руфрия Галария, которые должны были теперь сослужить ему службу. Наконец он поднял голову.

— Клавдий Иеронимиан, ты сказал, что идти должен человек, которого племена примут и пропустят вглубь. Таким человеком может быть, к примеру, бродячий глазной лекарь. Здесь, на севере, многие болеют глазами, и половина путников, бредущих по дорогам, знахари. Руфрий Га-ларий, служивший полевым хирургом при Втором легионе (чуть улыбнувшись, он взглянул на дядю), однажды рассказал мне про одного своего знакомого, тот даже пересек Западное море, исходил всю Гибернию вдоль и поперек и благополучно занимался своим ремеслом, а потом вернулся целехонек и сам рассказал про свои приключения. Если уж звание лекаря служит пропуском в Гибернию, то через бывшую римскую провинцию оно наверняка поможет нам пройти. Но сначала я навещу Руфрия Галария. Да, да, конечно, он хирург, а не глазной врач, но у него

хватит знаний, чтобы научить меня изготовлять

⁷ •/

несколько глазных мазей и пользоваться ими.

Дядя Аквила кивнул, как бы делая тут уступку.

Неожиданно легат спросил отрывистым тоном:

— Насколько пригодна твоя нога?

Марк ожидал этого вопроса.

— Она не годится только на учебном плацу, в остальном она почти та же, что и раньше. Конечно, случись нам спасаться бегством, она нас подведет, но, по правде говоря, в чужой стране бегство не имеет ни малейшего смысла.

Снова наступила тишина. Марк сидел, высоко подняв голову, переводя взгляд с легата на дядю и обратно.

Первым ответил его дядя, обращая свои слова столько же к легату, сколько к племяннику:

— Боги моих предков запрещают мне лишать любого из родственников возможности свернуть себе шею ради благого дела, будь у него такое желание.

Потом заговорил легат:

— Ты окажешься один на вражеской территории, и, если попадешь в беду, Рим ничем не сможет и не захочет тебе помочь.

— Понимаю,— ответил Марк.— Но я буду не один. Со мной пойдет Эска.

Клавдий Иеронимиан наклонил голову.

— Ступай. Я не твой легат, но я даю тебе приказ к выступлению.

— А ты убежден,— спросил Плацид,— что можешь доверять своему варвару в таком рискованном деле?

— Эске? — с изумлением переспросил Марк.— Да, конечно. Мы с Эской...— начал Марк и осекся. Нет, он не станет выставлять напоказ свои и Эски сокровенные чувства на потеху трибуну Сервию Плациду.— Эска у меня уже давно. Он ухаживал за мной, когда я болел, делал для меня все, пока я лежал с ногой.

— Ну и что тут особенного? Он — твой раб,— небрежно проронил Плацид.

От удивления Марк не сразу нашелся, что ответить. Он как-то забыл думать об Эске как о рабе.

— Он делал все не по этой причине,— сказал он наконец.— И не по этой рричине он идет сейчас со мной.

— Ты так думаешь? Как ты наивен, мой ми-лый Марк, раб есть раб. Дай ему свободу и посмотришь, что выйдет.

— Я так и сделаю,— сказал Марк.— Спасибо тебе, Плацид, я так и сделаю.

Когда вечером Марк с Волчком, следовавшим за ним по пятам, вошли в спальню, Эска, как всегда, уже был там и, отложив в сторону пояс, на котором чистил застежку, спросил:

— Когда мы выходим?

Марк закрыл дверь и прислонился к ней спиной.

— Возможно, завтра утром — я, во всяком случае. А сперва — держи.— И он протянул Эске тонкий свиток папируса.

Тот взял папирус, бросив на Марка озадаченный взгляд, раскатал свиток и поднес к лампе. И, глядя на него, Марк остро вспомнил и пережил тот момент, когда он снял днем с Волчка ошейник. Волк вернулся, но вернется ли Эска?

Тот поднял глаза и покачал головой.

— Большие буквы я еще понимаю, но всю надпись мне не разобрать. Что она значит?

— Это твоя вольная, ты свободен. Я составил