Костёр 1990-10, страница 34

бедняком

на руках у нее были браслеты

серебряные, медные и синего египетского стекла.

...А на следующее утро подозрения Марка подтвердились окончательно.

В то утро Гверн решил побриться. Как и многие его соплеменники, он ходил бритым.

Гверн начал брить подбородок снизу, для чего как можно больше запрокинул голову назад, и в этот момент Марк разглядел под нижней челюстью у охотника более бледный кусок кожи, которая здесь была толще и грубее,— след от старой ссадины. Он был еле виден, и все же ошибиться Марк не мог — слишком часто он видел этот знак — мозоль, натертую ремнем римского шлема за долгие годы ношения. Последние сомнения Марка рассеялись.

Что-то помешало ему расспрашивать Гверна о прежней жизни прямо здесь. Поэтому позднее, когда они готовились снова выйти на свою охотничью тропу, он напомнил охотнику о его обещании показать им дорогу к ближайшей деревне. Он намерен двинуться на запад, сказал Марк, и Гверн с готовностью ответил, что к западу не будет ни одной деревни целых два дня, поэтому

О

он поедет с ними первый день и проведет с ними одну ночь.

Они вышли в путь. Вечером того же дня, проделав много миль к западу, когда тени уже удлинились, они поели, устроившись под защитой выступа в скале, и потом долго еще сидели вокруг костра.

— Скоро, очень скоро мы расстанемся, и наши дороги разойдутся,— сказал Марк.— Но прежде чем мы с тобой пойдем каждый своим путем, я очень хотел бы задать тебе один вопрос.

— Спрашивай,— отозвался охотник, лаская уши собаки.

т/

— Как ты стал охотником Гверном, ты, служивший прежде в легионах? — медленно проговорил Марк. v

Глаза Гверна сверкнули, но тут же лицо его застыло, и он долго сидел молча, глядя на Марка исподлобья с тупым видом, как принято у татуированного народа.

— Кто тебе сказал? — спросил он наконец.

— Никто. Мне подсказала твоя песня и шрам между бровями. А пуще всего ссадина под подбородком.

— Ну и что? — проворчал Гверн.— Если и так, почему я должен тебе про это говорить? Я — один из племени, а если так было не всегда, никто из моих собратьев по мечу не стал бы говорить про это незнакомцу. Почему должен говорить я? _%

— Не должен,— отозвался Марк,— но ведь я

спросил тебя со всей учтивостью.

Опять последовало молчание, затем охотник угрюмо сказал:

— Я был шестым центурионом Старшей когорты испанцев. А теперь иди, расскажи об этом ближайшему коменданту на Валу. Я тебя удерживать не буду.

Марк не спешил с ответом.

— Никакому патрулю до тебя не добраться, ты знаешь сам,— проговорил он наконец.— Но

и в противном случае все равно есть причина, почему я не стану болтать.

— Какая?

— На лбу у меня такая же метка, что у тебя,—

и он быстрым движением сдвинул пунцовую ленту, прижимавшую серебряный талисман.— Гляди.

Тот пригнулся вперед.

— Вот как,— произнес он с расстановкой.—

Ни разу еще я не встречал человека твоего ремесла, который молился бы по вечерам Митре.

Он не успел еще договорить эти слова, как глаза его сузились, взгляд сделался пристальным, разящим, как кинжал.

— Кто ты такой? Кто ты? — настойчиво повторил он и вдруг, схватив Марка за плечи, повернул его лицом к закатным лучам солнца.

Громадная овчарка припала к земле, не спуская с них глаз; Эска тихо поднялся, сжимая древко копья,— оба, человек и собака, готовы были убить по первому знаку.

— Я видел тебя раньше,—

- резко сказал Гверн.— Мне знакомо твое лицо. Во имя Света, кто ты такой?

— Должно быть, ты помцишь лицо моего отца. Он был командиром твоей когорты.

Руки Гверна медленно разжались и повисли вдоль тела.

— Я должен был догадаться сам,— пробормотал он.— Меня спутал талисман... и борода. Но все равно я должен был догадаться сам.—

Он слегка раскачивался, как от боли, не сводя глаз с Марка.— Что же делаешь ты, сын твоего отца, здесь, в Валенции? Ты не грек из Александрии и, значит, ты никакой не Целитель глаз.

— Да, не целитель. Но мои мази — хорошие мази, и научил меня пользоваться ими знающий врач. Когда я сказал тебе, что пошел в ремесле по стопам своего отца, я говорил правду. Я был военным.

И Марк рассказал все.

— И когда ты показался мне непохожим на других охотников татуированного народа,— закончил он,— я подумал, а вдруг я услышу от тебя ответы на мои вопросы.

— Что же ты хочешь знать? —

— хмуро Гверн, помолчав.

— Что сталось с легионом моего отца? И где сейчас орел?

— Я могу ответить на первый вопрос, во всяком случае — отчасти,— сказал он.— Но история эта длинная.

Он нагнулся вперед и бросил в угасающий огонь несколько веток терновника. Движения его были неторопливы, даже замедленны, как будто он оттягивал рассказ. _v

Сердце у Марка вдруг забилось, он почувствовал дурноту.

— Ты не знал легиона твоего отца,— начал наконец Гверн,— ты был тогда мал, и все равно ничего бы не заметил, если бы и оказался там. Слишком мал.— Гверн перешел на латынь и, казалось, одновременно сбросил с себя все, что в нем было ют варвара.— В испанском легионе были посеяны семена гибели задолго до того, как он отправился в последний поход на север.

28

4