Костёр 1991-04, страница 7

/

была себе фаэтон; о котором люди непрерывно острили. А вдобавок еще до чего скверно водила она машину!

Они влезли в автомобиль, и тетя заставила его сначала немного пофыркать, потом немного покланяться, прежде чем рывком сдвинуться с места. Это же надо натворить столько глупостей за один раз!

Если б хоть эти монахи, жившие некогда в монастыре, были по-настоящему скверными, совсем дурными! Так нет, они только слонялись вокруг и молились, и прилежно рыли землю! Хотя и жили в те времена, когда короли расхаживали в горностаевых мехах, в красных плащах, с короной на голове и всякое-такое. А рыцари разъезжали в доспехах и могли сражаться сколько хочется и когда хочется. Вот это была жизнь, так жизнь!

А в доме у Нильса, там, где жил он! Ха! Дома на станции Ура, где все отцы во всех домах трудятся на фабрике или учат детей всех тех, кто трудится на фабрике! Все знали там всех и никто не был плох, а все были обычны! Самое дурное, что они могли сказать о людях, это то, что они чешут голову карандашом, или едят ножом, или еще что-нибудь в этом роде.

Дома с отцом, мамой и сестренкой Иентой было уютно и он радовался этому, хотя мама могла бы быть чуточку помягче. И ничего бы страшного не случилось, стирай она чуточку поменьше и будь хоть чуточку помягче. И все же она была еще лучше многих матерей.

А он ведь знал: есть на свете дети, которые не едят досыта, так что надо быть благодарным, если ты живешь так, как живешь ты и ужасно было слушать о стародавних временах, когда учителя расхаживали с тростью по школе и били, дубасили на уроках всех подряд и все такое. Но если бы хоть иногда в жизни подстерегала хоть крошечная опасность, если бы приходилось хоть чего-то бояться или в чем-то принимать участие, или в чем-то побеждать! Но нет! Не у него дома! Не на станции Ура!

Единственным человеком во всей долине, кто жил немножко иначе, была Бетти.

— Здесь можно поесть! — сказала тетя.— Мы на Волчьей пустоши!

Они приехали на обширную, раскинувшуюся перед ними равнину, опаленную солнцем. Сразу было видно, что это место стрельбищ. Наверху, на косогоре, стояли мишени, а вдоль дороги тянулись деревянные казармы и проволочные заграждения. Однако ни одной живой души там не было, не было даже ни единого ребенка, собиравшего ягоды.

Нильс приподнялся, чтобы разглядеть подъезжавший к пустоши большой темный автомобиль. Автомобиль остановился и оттуда выпустили пять собак в ошейниках. Пятеро мужчин вышли за ними следом и закричали собакам, чтобы они успокоились. Ведь вели они себя далеко не спокойно. Вид у них был совершенно свирепый, длинный оскал блестящих зубов такой грозный и такие большие клыки, что Нильс поджал под себя ноги, а тетя перестала петь.

— Аякс! Аякс! Смирно, Аякс!

— Томми, сюда!

— Фу, Пан!

— Донна, сюда, Донна!

— Кари! Ну, Кари же!

Стоял такой шум и гам, что никто сам себя не слышал. Крупный и сильный Пан лаял даже громче Аякса, Аякса, который, пожалуй, был более нарядной масти — черно-золотисто-коричневой — и более отважен, но не столь широк в плечах и не так громогласен, как Пан.

— Это полицейские овчарки,— сказала тетя Бетти.

— Полицейские овчарки жутко опасные,— подхватил Нильс.

— По-моему, да,— сказала тетя.

— Такие собаки, если захотят, могут убивать людей,— сказал Нильс.

— Люди тоже, к несчастью, это делают,— заметила тетя Бетти.— Так что собаки ничем от них не отличаются.

— Они их так ужасно бьют! — сказал Нильс.— Часами лупят, чтобы они рассвирепели.

— Во всяком случае, не сегодня,— бросила тетя.

Напротив, собак гладили и почесывали, когда они делали так, как надо. И никто из проводников не произносил слов хуже чем «Фу!», когда овчарки не справлялись с заданием.

Аякс и Пан были самыми младшими, во всяком случае, самыми игривыми. Две суки, Кари и Донна, были ниже ростом и меньше других, хотя и крепче.

Четверо проводников пошли через плац, их собакам было велено лечь и лежать.

— Лежать, Кари!

— Лежать, Аякс, лежать!

Собаки легли. Аякс и Пан опустились наземь, хотя их распирало желание бежать.

— Донна!

Коричневая, легкая овчарка, вскочив на ноги помчалась стрелой за хозяином.

— Аякс!

— Эта собака мчится, как пушка,— сказала тетя.

— Пушки не мчатся,— поправил ее Нильс.

— Как пушечное ядро,— сказала тетя.

Две собаки остались лежать: Кари лежала спокойно, чуть повизгивая. Пан же полз на брюхе, всхлипывая как дитя.

— Знаешь, что это за собака? — спросила тетя Бетти.— Это Кари! Кари собственной персоной!

— А кто эта Кари? — спросил Нильс.

— Разве ты ничего не слышал про Кари? Со-бака-спасательница, которая отыскивает людей, попавших в горах в снежную бурю.

— Это же делает собака по кличке Хейди!

— Да, Хейди была первой, по-настоящему прославившейся в нашей стране. Во всяком случае, первой, спасавшей людей, которых никто больше не мог найти, и потому о Хейди вечно будут ходить легенды. Но, понимаешь, ее больше нет в живых. А теперь номер один на всех соревнованиях, где она только участвует, это Кари. Она

5

t