Костёр 1991-09, страница 9Все еще чувствуя тошноту, я изо всех сил старался делать вид, что ем, и в разговор не вступал. О наказании первым упомянул Блай. — Чем этот матрос провинился? — спросил он. Капитан Кортни поставил стакан с кларетом и рассеянно взглянул на собеседника. — Ах, этот, которого пороли, — наконец, понял он. — Это один из марсовых капитана Элли-сона с «Непобедимого». Говорят, толковый матрос. Он дезертировал, и вдруг в Портсмуте капитан Эллисон видит, как он выходит из пивной. Парень хотел удрать, Эллисон схватил его за руку. Черт побери! Ведь хорошие марсовые на земле не валяются! А этот наглец подбил Эллисону глаз. Но тут проходившие матросы его схватили. Остальное вы знаете. Странно! Наш корабль был всего лишь пятым — восемь дюжин ударов его доконали. Блай с интересом слушал Кортни и одобрительно кивал. — Ударил своего капитана? — заметил он. — Проклятье! Он заслуживает даже большего! Нет законов справедливее, чем те, что действуют на море. — Неужели в такой жестокости была нужда? — не сдержавшись, воскликнул я. — Почему они просто не повесили беднягу? — Беднягу? — переспросил капитан Кортни, подняв брови.— Вам еще многое нужно узнать, молодой человек. Годик-другой в море закалят его, не правда ли, Блай? — Я позабочусь об этом, — ответил капитан «Баунти». — Нет, мистер Байэм, вы не должны сочувствовать подобным негодяям. — И запомните, — добавил Кортни тоном дружеского предостережения, — запомните слова мистера Блая: «Нет законов справедливее, чем те, что действуют на море». Они не только справедливы, но и необходимы: дисциплина должна быть и на торговых, и на военных кораблях, а мятежи и бунт следует подавлять. — Да, — поддержал Блай, — наши морские законы суровы, но их справедливость подтверждалась на протяжении веков. А со временем они стали человечнее, — продолжал он без сожаления. — Килевание уже везде, кроме Франции, за прещено: капитан уже не имеет права приговорить матроса к смерти. Все еще находясь под впечатлением увиденного, я почти не ел, но зато пил больше обычного. Офицеры, как и всякие моряки, разговорились о своих общих друзьях, вспоминали адмирала Паркера и битву у Доггер-банки. Когда мы с Блаем возвратились на «Баунти», уже вечерело. Был отлив, и я увидел вдалеке сидящую на мели шлюпку, а рядом несколько человек, которые рыли в обнажившемся морском дне неглубокую могилу. Они хоронили запоротого насмерть беднягу, хоронили ниже уровня прилива, в молчании, без церковных обрядов. На якорной стоянке в Спитхеде из-за встречных ветров мы простояли почти месяц; лишь двадцать третьего декабря нам удалось выйти в Английский канал. Месяц, проведенный на маленьком судне в компании сорока человек, мог бы показаться мне нескончаемым, но меня столь занимали мои новые товарищи и обязанности, что дни эти пролетели незаметно. На «Баунти» было шестеро мичманов; лейтенант Блай и штурман поочередно обучали нас тригонометрии, мореходной астрономии и навигации. Я вместе со Стюартом и Янгом штудировал навигацию под руководством Блая и должен заметить, что хотя человек этот кротостью не отличался, моряк и навигатор он был превосходный. Оба моих товарища уже имели за плечами опыт плавания в море: двадцатитрехлетний Джордж Стюарт, уроженец Оркнейских островов, неоднократно ходил в плавания, а Эдвард Янг, крепкий красивый парень, которого портило отсутствие почти всех передних зубов, выглядел, как настоящий морской волк. Они уже неплохо разбирались в навигации, и мне стоило больших усилий не выглядеть полным тупицей. Морской практике меня обучали боцман, мистер Коул, и его помощник Джеймс Моррисон. Коул был моряком старого закала — бронзоволицый, немногословный, с косицей на затылке; он знал все, что касалось службы, и почти ничего больше.
|