Костёр 1991-09, страница 7

X

— Держу пари, что он спустит немало шиллингов у какого-нибудь портсмутского шарлатана, — с притворным сожалением покачал головой врач. — А здесь, на борту, он совершенно бесплатно получил бы совет замечательного медика. К черту всякие лекарства и всю медицину! — он помахал бутылкой. — Вот лучшее снадобье от всех человеческих недугов. Только бренди!

. Взмахнув последний раз бутылкой, наш врач поскакал вниз по трапу. Фрайер несколько секунд смотрел ему вслед, потом тоже спустился вниз. Оставшись один на палубе, я огляделся.

Созерцая паруса и такелаж «Баунти» и размышляя, как лучше выполнять ту или иную команду, я чувствовал себя околдованным: это ощущение я испытываю до сих пор даже на небольших судах. Ведь корабль — самое благородное из того, что создают человеческие руки: хитроумное сооружение из дерева и железа, движущееся на крыльях из парусины, и почти живое. Я вытянул шею, глядя вверх, когда услышал хриплый голос Блая:

— Мистер Байэм!

Очнувшись от своих мечтаний, я увидел, что Блай в парадной форме стоит рядом. Он произнес:

— Кораблик невелик, да? Но ничего: маленький да удаленький!

Он показал знаком, чтоб я следовал за ним. Наша шлюпочная команда, хотя и не вполне трезвая, грести все же могла и усердно принялась за дело. Вскоре мы подошли к «Тигрице» — семиде-сятичетырехпушечному кораблю капитана Кортни. Сразу же в честь мистера Блая засвистели боцманские дудки. Фалрепные* в белоснежной форме замерли у трапа; едва Блай ступил на палубу, боцман медленно и торжественно просвистал на своей серебряной дудке салют, часовые стали по

и поднял стакан:

О

стоике смирно.

Кортни и Блай были знакомы давно: шесть лет назад они служили на одном корабле и принимали участие в упорной и кровавой битве у Доггер-банки **. Высокий и стройный капитан Кортни носил монокль; его тонкогубый рот кривился в иронической усмешке. Он любезно поздоровался с нами, упомянув о моем отце, которого знал, правда, лишь понаслышке, и повел в свою каюту на корме. У дверей со шпагой наголо стоял часовой в красном. Мне впервые довелось попасть в каюту военного корабля, и я стал с любопытством осматриваться. Каюта помещалась на верхней пушечной палубе, под шканцами, и была очень высокой для корабля. Окна в ней были застеклены; дверь в ее задней части выходила на кормовой балкон с резными золочеными поручнями, где капитан мог в одиночестве отдохнуть. Однако сама каюта отличалась спартанской строгостью: под окнами стояла длинная скамья, посередине массивный стол и несколько стульев. Стол был накрыт на троих.

Стаканчик шерри, мистер Б

;[шт

Лай,

— предложил капитан, после чего учтиво мне улыбнулся

— За добрую память о вашем отце, молодой человек! Мы, моряки, в неоплатном долгу перед ним.

Потягивая вино, я вдруг услышал шум, шарканье ног по палубе и далекую барабанную дробь. Капитан Кортни взглянул на часы.

— Прошу меня извинить. Там наказывают матроса — прогоняют сквозь корабли флота. Кажется, шлюпки уже подходят. Я должен зачитать приговор у трапа — скучища несносная! Если захотите посмотреть, советую выйти на полуют.

Он миновал часового у двери и вышел. Несколько секунд Блай прислушивался к далекому рокоту барабана, затем поставил стакан и позвал меня за собой. Со шканцев невысокий трап вел на полуют, с которого было удобно наблюдать за происходящим. Воздух бодрил, но ветерок дул едва заметно; в голубом небе сияло солнце.

Засвистела боцманская дудка, и команда стала собираться на корме, чтобы присутствовать при наказании. Капитан Кортни с лейтенантами стоял на шканцах, с подветренной стороны собрались младшие офицеры. Еще дальше, за боцманом и его помощниками, стояли врач и баталер*. Матросы столпились у фальшборта, некоторые, чтобы лучше видеть, влезли на ростры и шлюпки.

Пробила полуминутная склянка и барабанный рокот усилился, превратившись в траурную дробь. И вот глазам моим предстала сцена, которую я не забуду никогда. Впереди, в такт нервной дроби барабана медленно двигался баркас соседнего корабля. Корабельный врач и профос стояли подле барабанщика; позади них виднелась какая-то скрюченная фигура. За баркасом шли шлюпки со всех кораблей флота: в них сидели матросы, посланные присутствовать при наказании, Я услышал команду: «Шабаш», и баркас остановился у трапа. Перегнувшись через поручень, я вздрогнул и невольно воскликнул: «О боже!». Мистер Блай искоса взглянул на меня и усмехнулся.

Скрюченная фигура в шлюпке принадлежала крепкому мужчине лет тридцати-тридцати пяти. Он лежал раздетый до пояса, его загорелые руки покрывала татуировка. Кисти рук у бедняги были связаны чулками и прикручены к вымбовке**. Голова его поникла на грудь, лицо заслоняли спутанные густые светлые волосы. Его штаны, банка, на которой он лежал, и борта шлюпки были залиты черной запекшейся кровью. Кровь мне приходилось видеть и раньше, но я содрогнулся при виде его спины. Она так была иссечена, что сквозь лохмотья бурого мяса проглядывали кости.

Капитан Кортни спокойно и неторопливо пересек палубу.'Врач в шлюпке склонился над изувеченным телом, затем выпрямился.

— Он мертв, сэр, — строго произнес он.

Среди матросов, словно порыв ветра в кронах

деревьев, пронесся едва слышный ропот. Капитан «Тигрицы» сложил руки на груди, чуть поднял брови и отвернулся. В украшенном кружевами мундире, сдвинутой набекрень шляпе, со шпагой

* Баталер — младший офицер, ведающий продовольственными запасами на корабле.

** Вымбовка — деревянный рычаг.

5